Слёзы сами катились из глаз, ноги подкашивались. Она не знала, сколько это продолжалось. Нужно было, наверное, уйти, убежать, да?
— Кира?
Хлопнуть дверью и никогда не возвращаться?
— Кира… Кира, я идиот. Я… не хотел… Я… я потому и сказал тебе уйти…
Никогда не возвращаться. Хватит. Он не её господин, не муж, не возлюбленный. У неё своя жизнь есть!
— Прости…
Сейчас она позвонит Дэну. Пусть он её заберёт.
— Подойди, пожалуйста. Ты же знаешь, я не могу.
Да, не можешь. И это благо.
Она развернулась и медленно вышла.
Никому звонить не стала, конечно. Просто села на пол, прислонилась к стене.
Гравикресло Влада оказалось рядом уже через несколько мгновений. А потом он наклонился и втащил её к себе на колени. Он никогда раньше не делал так. Их дистанция была чем-то нерушимым, незыблемым. Но безобразный скандал разорвал её в клочья…
И вот здесь всё пропало.
Разумные мысли, гордость, усталость — всё вообще.
Невозможно было разжать руки, свои, его, что-то сказать, что-то сделать. Только слушать прерывистый жаркий шёпот с самыми глупыми извинениями, какие только можно было придумать. Гладить плечи, целовать руки, запускать собственные пальцы в густые серебристые волосы, которые падали на склонённое лицо Влада, на запрокинутое Кирино, она сдувала щёкотные эти пряди, размазывала слёзы по щекам, боясь даже представить, на кого она в этот момент была похожа.
Они просидели так очень долго. А потом вернулись в комнату, чтобы уснуть рядом, вцепившись друг в друга, будто в мире и не было никого больше. Будто от тесноты объятий зависит жизнь.
Эта ночь ничего не поменяла, и при этом поменяла всё.
Сова-аватарка возмущенно потыкала пальцем в направлении собеседницы и упорхнула, оставив Киру разбираться дальше самостоятельно.
Кира разбиралась. Теперь они спали на одной кровати каждую ночь, как будто только так и было нормально. Кира могла прикасаться к нему не только отстранённо, как заботливая, но равнодушная сиделка, а с нескрываемым кайфом и трепетом. Она порой даже самой себе начинала казаться дурой-малолеткой, которая впервые в жизни влюбилась и не может бороться с затопившими разум эмоциями. Взять за руку. Положить голову на плечо. Гладить по волосам. Это всё теперь было можно — в любое время, как только захочется. Влад ни разу не показал, что ему эта чрезмерная навязчивость чем-то неприятна. Он почти никогда не дотрагивался до Киры первым, но всегда откликался на её порывы.
Нет, они действительно ни разу не перешли черту, за которой можно было бы сказать «эй! у нас что-то эдакое было!». Не было. Только трепетная нежность. Упоение.
И — нет. Говорить об этом они тоже даже не пытались ни разу.
Так продолжалось какое-то время. Слишком благостное, чтобы быть долгим.
Мэй всё-таки пришла.
Не к Владу. К Кире.
Номер ей дал Димка, и один Великий Рандом знает, какие цели рыжий при этом преследовал. Чего-то хорошего всем желал, как обычно — как же иначе. Мэй позвонила и попросила о важном разговоре. Кира, как раз увязшая по уши в работе, даже не нашла в себе сил задуматься о возможных причинах и последствиях. Сказала: «Приходи».
И Майя была у двери уже через двадцать минут.
— Не думай, что я такая дрянь, — заявила сразу от порога. — Я его денег не возьму. Ничего не возьму материального. Это не для этого вообще. Просто пришла пора разрубить.
— Ты его вообще видела? — так же прямо спросила усталая, вымотанная Кира.
— Нет. Всё настолько плохо?
Кира её впустила.
Нет, не только в квартиру, которую в глубине души чувствовала своим домом. В жизнь.
Кто бы ей сказал, что так бывает. Не поверила бы.
Они сидели в комнате, которую Кира привыкла считать своей. Лиловый ань-терский напиток с нежным ароматом, какие-то сугубо земные фрукты, которые так любил Влад.
— Теперь это твоя спальня? — Мэй окинула взглядом обстановку. — Тебе идёт это место.
Кира хмыкнула. Она не любила столь нелепые комплименты.
— Нет, серьёзно. Я была здесь почти органична. Почти.
— Вот как? — спросила Кира просто, чтобы не молчать.
— Мы похожи. Даже внешне. Немного.