Кости и цветы (том 4)

Там, внизу, колосились пучки зазубренных колючек, а где их не было, угрожали чёрными шипами серые кустарники, напоминавшие пепельные пятна на зелёном полотне. Справа же, на крутом склоне, тянулись к голубому небу одинокие деревца.

Скарги по-прежнему парил под облаками. Купался в солнечных лучах, ментально посылая Лайле особо интересные виды. Та не протестовала. Напротив. Выражала любопытство, позволяя мефиту наводнять разум яркими картинками. Не каждому дано насладиться пейзажами с высоты птичьего полёта.

Вот шрамом рассекавшая овраг расщелина. А вот похожий на кабана валун, притаившийся у дальнего подножия. Выжженное пятно травы, в контурах которого мерещилась бегущая лошадь. Высокий водопад, настолько белый, словно с плато лилось молоко. Лысоватый уступ с огромной кучей хвороста. Секундное замешательство рассекло фантазии лезвием реалий: гнездо, это было гнездо!

— Здесь водятся рух, — поглядела на следопыта Лайла.

— Я помню, ты гово… — повернув голову, тот застал тревожное лицо. — То есть уже наверняка?.. Ты учуяла запах?

— Скарги заметил гнездо. Туда легко поместятся два Бамбука.

— Где-то рядом? — заозирался Джон.

— В полумиле на запад. Для яиц и птенцов после Возвращения прошло слишком мало времени, но это не мешает самке хлопотать об их будущем доме. Раз гнездо уже возведено, она летает по округе и собирает всё, чем можно его устелить. Земля. Ил. Трава.

— И нас соберёт, если заметит…

— Именно. Отзову пока Скарги, чтобы не привлекал внимания.

Горная ложбина, по которой ехали всадники, вмиг перестала быть живописной. Приходилось постоянно вертеть головами, чтобы не пропустить появление рух. И даже так в скользивших по склонам тенях облаков иногда чудился парящий силуэт, а в шелесте трав — свист рассекавших воздух когтей.

— И, опасаясь злобной куропатки, они ехали в неведомые развалины, где их ждал очередной древний маг… — Рэксволд, стремя в стремя рысивший с Эрминией, скосил на неё взгляд: — А ведь были времена, когда мы просто убивали мразей и сорили золотом на постоялых дворах.

— Ты сорил.

— Зато ты знаешь, чем коса копчёного сыра отличается от виноградной колбаски с орехами, — ассасин полоснул взором облака и усмехнулся. — Меня от твоей неприхотливости поначалу передёргивало. Дай волю, спала бы под открытым небом и питалась тем, что само приползёт.

— Мне за глаза хватало варева из бандитских котелков, вяленого из их сумок.

— И сперва ты даже не догадывалась, что за головы ублюдков могли заплатить…

— Нарывались. Подыхали. Запасы пополняли, — посматривая по сторонам, Эрминия ненадолго задержала взгляд на Рэксволде: — Чего ещё надо одинокой страннице?

— Угу, запасы пополняли. Представляю, сколько выпивки ты оставила мародёрам. Или вообще перевела. До сих пор помню, как в той пещере ты разрубила бочонок вина. Грязь с меча ей смыть, видите ли, нечем.

— Не грязь, а дерьмо. Урод был буквально набит им. С тех пор клинки в пузо стараюсь не всаживать.

— Всё равно, славные были деньки, — с улыбкой на губах вздохнул ассасин. — Морской волк искал себя на суше, а белая тигрица бежала от снегов. Два одиночества встретились. И, казалось бы, нелепая стая не оставила даже захудалого шанса местным шавкам. Всех передавили. Набили карманы золотом да двинулись дальше. Нравилась мне та свобода. Ехали куда хотели. Без оглядки на судьбу, не считаясь с миром. Будто он был создан для нас, — Рэксволд помрачнел: — А теперь все повязаны ремнями каких-то обязательств… Леонардо… Апофеоз… Спасибо, хоть флюгер богов из задницы вынули.

— Леонардо? Не желтоглазка? — немного удивилась оговорке Эрминия. — Совсем захандрил…

— Ты разговор-то в сторону не уводи. Мне интересно, что у тебя на душе.

— Прям интересно? — дрогнул мимолётной ухмылкой уголок губ. — Иней там… с клочком весны. Одной ногой стоять в могиле мне было как-то привычнее.

— И… — ждал продолжения ассасин.

— Тебе всё разжёвывать надо? Ну, давай, разжую. На севере у баб две роли: рожать или убивать. Не вылезать из-под пьяного мужлана или воевать под «совиным» крылом. Всё предельно просто. До омерзения просто. Настолько, что хочется свалить подальше. И вот я на чужой земле, где здешние миролюбивые обитатели понакрутили всяких сложностей. Отпоили ими замёрзшую душу. На деле же — отравили. Я искала выбор, а нашла силки. Силки неопределённости. От гордой воительницы ни черта не осталось. Кто я теперь, Рэкси? Наёмная убийца? Будущая мать? Беглая преступница? Сомнительная подруга? А может, всё разом? Я стараюсь забываться, но мне сложно чему-либо радоваться: взгляд в прошлое поганит настроение, взгляд в будущее — вызывает раздражение. И раз тебе приспичило выспрашивать, что у меня на душе, давай-ка, ответь на этот вопрос, — взор серо-голубых, похожих на льдинки глаз, впился в ассасина, явно не ожидавшего такого напора: — Ну? Нечего сказать? Тогда лучше высматривай птицу.