Кости и цветы (том 4)

В огромной библиотеке всегда было темно и тихо. Точно в склепе. В шкафах-саркофагах покоились тысячи книг. А редкий сквозняк терялся в спёртом воздухе. Однако сегодня пыльные стеллажи ярко освещались сотнями факелов. Всюду стоял горький запах чернил. Шурша гусиными перьями, между книжными рядами неспешно расхаживали послушники. В их руках светлели листочки с аккуратными записями. Учёт гримуаров и артефактов — процесс ответственный. Требовал неторопливого подхода и внимательности.

В отдельном же кабинете, сплошь облицованном красным деревом, за круглым столом сидели трое бородатых мужчин. Их чёрные кольчужные мантии блестели светом канделябров, весьма приглушённым, как и беседа, что велась вдали от чужих ушей.

— Доподлинно известно, — зашевелились губы в пушистой бороде, похожей на захвативший нижнюю часть лица лишайник, — к сонноцветию, символично холоднявому месяцу, король смрёт. Возможно, даже раньше. Иссушающая боляка завладела им, будты плесень — мочёной хлебухой. Если споро научать всех пребудствующих в крепость, — уронив взгляд на большую развёрнутую карту, Алехорд сдвинул каменные фигурки четырёх поселений в Долину Бабочек, — к последнему пыльцеветрию в нашей распоряжухе насчитунится свыше двухсот неофитуров.

Гонтукхар задумчиво поглаживал седую бороду, разделённую на два пучка золотыми кольцами.

— Риск соказиться не у делов слышком велик, — строго выдал он. — До полуцветия. Никаги не позже.

— Соглавствую, — качнулась состоявшая из кос бородка. — Наместникам воляки Потока не пристало… — Гехрама прервал нарастающий звук шагов.

Все трое поглядели на дверной проём, где вскоре робкой тенью возник послушник.

— Магистр Гонтукхар, — пролепетал он. — Прошу простюхать мою дерзотину, но та девина вновь прискакунила. С незнакомственной особой. Речень держать хочёбствуют они.

— Им не хватило вчерамошней встряски? — спокойно ответил тот. — Наизумлятная дурость. Что ж, — магистр встал из-за стола. — На сей раз я лично втолкую наглявке её место в дэнрийцовом владеньшестве.

Взяв высившийся на дубовой подставке посох, Гонтукхар двинулся к выходу — уважительно склонивший голову послушник отошёл в сторону, щурясь от каждого стука хрусталя о каменный пол.

Конец посоха прозвенел по длинному коридору, по наполненной тихими голосами библиотеке и смолк у скрипнувшего рычага. Заскрежетавший подъёмник доставил магистра в круглый зал, где привезённый снизу спёртый воздух растерзали многочисленные сквозняки. Ещё один проход. А за ним — свежесть утонувшего в закатных тенях двора. Неспешная поступь к лестнице стены. Сапоги отмерили сорок пять ступеней — умирающий вечер лёг на спину багровым плащом, что потерялся на фоне черной мантии. Зато золотой крест между лопаток засиял столь же ярко, как желание покарать надоедливую аристократку, с кем бы она сюда ни приехала.

Череда вальяжных шагов навстречу замшелым зубцам, за какими проглядывал сумрачный луг с кромкой тёмного липняка. И вот со стены открылся вид на двух стоявших у ворот всадниц. Всё та же заносчивая шатенка и русая незнакомка. Они вмиг поймали его взор.

— Говорят, — вдруг громко промолвила неизвестная, — когда старый волк теряет зубы, ему остаётся только выть. Однако и молодого без зубов ждёт аналогичная участь. А если разница в возрасте не играет роли, в чём мудрость пословицы? Риторический вопрос. Люди полны заблуждений и эмоциональных порывов. Это часто мешает выстроить конструктивный диалог. Я Эста фон’Крюэль-Лакриз, основательница культа «Лунного венца». Однако сегодня я парламентёр, представляющий интересы эльтаронской стороны.

— Всё тобой сговорственное не имеет для мина никагушной значести, — ровным голосом ответил Гонтукхар. — Молодавые чужаки не свойственники Потока. Но самобытность твоей речени я соценил. Считай, она и выспасила вас от гиблёхи. Ускакунивайте. Пока я не передумствовал.

— Молодавые чужаки… Вопиюйное заблуждачничество, — Эста таинственно улыбнулась: — А ведь я знавствывала твоего прапрапрадеда, что извеличил себя первым Гласом Потока — Ганви Мильгаса. Это он изродил традицку передавать из поколеньки в поколеньку золотыневый амулет с печаткой на обороте и насадил дэнрийцам единую одеянку, чтобы их не спутахивали с заблудными друидами.

Гонтукхар изменился в лице. Осторожно коснулся груди, словно не был уверен, что под кольчугой, у сердца, до сих пор висела семейная реликвия. А затем нахмурил седые брови:

— Откудыма выведала?

— Правильнее задать другой вопрос. Почему о «Лунном венце» знают лишь избранные? Но… не избранные волей Потока.

— Ассасихи… — сорвалось с морщинистых губ осуждающее предположение.

— Смотри глубже.

Глаза обеих девушек стали алее заката.

— Вампирии… — Гонтукхар мазнул взглядом догорающий горизонт и презрительно продолжил: — Темнуха снова стремичит поглотить Свет. Толёко вам не войти. Стенцы Оплота в рунах Жизняки, — он вдруг осознал, что смотрит на пустое седло.