Костры на берегах

Куратов не решился назвать место находки стоянкой, потому что привык находить древние поселения с черепками и с орудиями, сделанными из кремня; кварцевые орудия встречались на южном побережье Белого моря довольно редко. Между тем находки говорили, что здесь было самое настоящее стойбище, на котором человек жил время от времени и даже изготовлял орудие из кварца. Отщепы, положенные под каменную насыпь вместе с остатками кремации, свидетельствовали, что каменные кучи — а стало быть, и лабиринты — создавали люди, пользовавшиеся кварцевыми орудиями, то есть приплывавшие сюда не с южного или восточного побережья Белого моря, а, вероятнее всего, с западного — карельского, или с северного — терского.

Находки Куратова были действительно открытием, очень важным хотя бы потому, что резко сужали поиски строителей лабиринтов среди представителей других археологических культур. Эти люди должны были пользоваться кварцевыми орудиями и быть «морским народом», не боявшимся пускаться в далекие и опасные плавания. Предки саамов, обитатели летних стойбищ Терского берега, таким требованиям не отвечали: ничто не указывало, что они были мореходами или занимались сколько-нибудь активным промыслом на море. Единственно, кто действительно мог претендовать на эту роль и обладал обоими признаками, были загадочные обитатели стоянки Востра — первого доисторического поселения, встреченного мною на Терском берегу.

Собственно говоря, подобное решение напрашивалось с самого начала — так это стойбище было не похоже на все остальные. Еще в первый раз меня поразило на нем обилие очагов, их размеры, позволяющие говорить о значительно больших размерах жилищ, чем те, что я находил на летних стойбищах протосаамов, а главное — почти обязательное присутствие на земле возле каждого очага от одного до трех наконечников гарпунов, сделанных из сизоватого шифера и роговика. Точнее, то были не сами наконечники, а их каменные жальца, которыми оснащались наконечники поворотных гарпунов, совершенно необходимые для охоты на зверя в открытом море.

Конструктивное преимущество поворотного гарпуна перед обыкновенным заключается в том, что такой наконечник, глубоко вонзающийся в тело животного, соединен напрямую не с гарпуном, а с лодкой или с поплавком при помощи длинного линя. Древко же гарпуна, освобождающегося от наконечника во время рывка раненого животного, подтягивается охотником к лодке и оснащается другим наконечником для нанесения нового удара. Таким образом, гарпун оказывается не снарядом, а «орудием», с помощью которого выбрасываются в зверя наконечники, как стрелы из лука.

Изобретение поворотного гарпуна произошло довольно давно, совершив революцию в морском охотничьем промысле.

С удивительной быстротой поворотный гарпун распространился по побережьям северных морей, везде, где процветал промысел на морского зверя. Долгое время археологи считали его изобретателями берингоморских эскимосов, однако находки на мысе Востра показывали, что на Белом море наконечник поворотного гарпуна был известен по меньшей мере на полторы-две тысячи лет раньше, чем на Чукотке…

Люди, собиравшиеся на мысе Востра, были многочисленны, держались сплоченно, образуя обширный поселок. Потому ли, что чувствовали себя здесь не совсем безопасно в отличие от предков саамов, выходивших на берег небольшими группами? Впрочем, подобное одновременное скопление очагов на одном стойбище можно было объяснить и спецификой морского промысла, поскольку для удачной охоты требовалось много судов и еще больше гребцов на каждое судно.

Сезонный поселок на мысе Востра существовал долго, только так могло накопиться вокруг очагов такое количество потерянных или выброшенных предметов. А вот погибло оно в одночасье и скорее всего от какой-то эпидемии или стихийного бедствия. Только так у очагов могли остаться лежать гарпуны и прочие предметы — ножи, топоры, шлифовальные плиты, — на которые никто из современников не покусился. Поодаль от этого было еще одно подобное стойбище, значительно менее разрушенное, что давало возможность в будущем заняться его исследованием. На востоке Терского берега обитатели этих двух крупных стойбищ были явно пришлыми людьми, их родину следовало искать западнее и южнее, там, где были известны лабиринты и где находились надежные свидетельства обитания именно морских охотников.

В первую очередь на скалах возле реки Выг.