Костры на берегах

— Все правильно, и здесь нет никакого противоречия, — ответил я ему. — Ты обозначил те самые «ножницы», которые позволяют сделать из всего этого один-единственный вывод: морские охотники, строители лабиринтов — такие же потомки первопоселенцев, оставшихся на территории теперешней Карелии и Финляндии, как и саамы, их кровные братья. Они были такими же европейцами, как и те, только жизнь свою связали не с оленями, а с водой: сначала пресной, потом — соленой. Я не буду удивлен, если когда-нибудь окажется, что предки этих морских охотников свое «морское крещение» получили на просторах Онежского озера. К тому времени, когда пролив, отделявший Фенноскандию от остальной территории Восточной Европы, перестал существовать, с юга, из Прибалтики, с верховьев Волги, сюда стали проникать стоявшие на более высокой степени развития культуры группы охотников и рыболовов, теснившие потомков первопоселенцев все дальше на север. «Оленные» саамы ушли следом за оленями, а их «водоплавающим» братьям пришлось хуже. Не стану гадать, что произошло, сейчас это бесполезно. Древнюю историю нашего Севера мы только еще открываем, и поэтому трудно сказать, какой из многих факторов — исторических, социальных, биологических, климатических, эпидемиологических, геологических — оказался решающим. Сейчас я пытаюсь представить даже не контуры, а лишь логическую схему картины происходившего.

А видится она мне следующим образом.

Как ты помнишь, прорыв Балтийского ледникового озера произошел в 8213 году. От всего остального мира оказались отрезаны группы охотников на северных оленей, успевшие пройти на освободившиеся от ледника земли. Одна ветвь их потомков — это саамы, забывшие свой прежний язык, но по сути своей оставшиеся теми же палеоевропейцами, что были и их предки. Они пошли следом за оленями, решая задачу экологически сбалансированной жизни в условиях Заполярья. И, как мы знаем, они ее решили! Но пошли не все, или часть откололась позднее, приступив к созданию на Белом море одной из первых цивилизаций «морских охотников». Я специально употребил слово «цивилизация», потому что они не пассивно приспосабливались к ритмам природы, а по возможности приспосабливали их к своим нуждам. Это они стали открывателями и Новой Земли, и Шпицбергена, и всей Северной Атлантики, не говоря уже о берегах Норвегии, где их потомков встретил в своем плавании на север Оттар, о чем и рассказал королю Альфреду. Их путь везде был отмечен наскальными изображениями определенного типа судна, которое дожило до викингов, — большое судно с деревянным каркасом, обтянутым кожаным корпусом, — и лабиринтами, с помощью которых осуществлялась ими магическая связь с землею предков и центральным святилищем на Соловецких островах… Потомков этих мореходов могли встретить первые норвежские колонисты, добравшиеся до Исландии, — ведь Исландия не была открыта никем из норвежцев, она была уже известна и просто заселена, точно так же как были гораздо раньше открыты и заселены острова у северного побережья Англии…

Судя по изображениям схожих судов бронзового века на скалах южной Швеции, строители лабиринтов могли вложить свой вклад и в освоение Балтики, сделав это море не разделяющим народы, жившие на его берегах, а соединяющим…

Возникновение, развитие и последующее распространение этой морской культуры на запад из Белого моря приходится как раз на теплый, наиболее благоприятный в климатическом отношении период для Северной Европы. Последовавшее затем резкое ухудшение климата, усиление ледовитости океана и самого Белого моря, заставило строителей лабиринтов окончательно покинуть его берега, чтобы пользоваться теплым течением Гольфстрим. Произошло это не позднее начала I тысячелетия до нашей эры, может быть, немного раньше, оставив у саамов, их братьев по крови, смутную память о каком-то важном значении лабиринтов, которые следует поддерживать, посещать, приносить им жертвы… что они и делали вплоть до появления здесь русских колонистов и утверждения христианства на Соловецких островах!

— И на этом заканчивается история строителей беломорских лабиринтов? — спросил меня Куратов, улыбнувшись.

— Заканчивается? — переспросил я его с удивлением. — По-моему, их история только сейчас и начинается, во всяком случае, мы только-только начинаем в ней что-то понимать! Как, впрочем, и во всей истории народов нашего Севера, которую вряд ли мы с тобой успеем написать. Но то, что в ее основании лягут эти вот кварцевые отщепы, найденные тобой на Большом Заяцком острове, — я не сомневаюсь…