Косые тени далекой земли

Однако Кирико только что, глядя на их снимок, уверенно заявил, что двое на фотографии были другими людьми. Но тем дело не кончилось: он опознал Марию в его матери, Кадзуми.

Не начался ли у него старческий маразм? Нет, пожалуй, ему можно было верить.

Рюмон проговорил, стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче:

– Разрешите мне удостовериться. Вы только что сказали, что мои дед и бабка на этой фотографии не похожи на Рикардо и Марию, которых вы помните, не так ли? Эта фотография была снята за два или три года до их смерти, то есть, я бы предположил, в пятьдесят первом или пятьдесят втором году. Выходит, после испанской гражданской войны тогда прошло уже десять с лишним лет, и они оба должны были выглядеть намного старше. Вы все-таки уверены, что это не они?

– Уверен. И лица совсем другие, и телосложение, да и вообще, знаете, не считайте меня маразматиком.

– Но послушайте, ведь эта сидящая впереди девушка, которая, как вы утверждаете, и есть Мария, она же дочь моих деда и бабки, другими словами – моя мать. Поскольку на снимке ей лет восемнадцать-девятнадцать, во время испанской гражданской войны ей было года три, не больше. Она-то никак не может быть Марией.

На площади Эспанья стало темно, как ночью.

Кирико поднес фотографию к глазам и молча смотрел на нее.

Наконец он поднял взгляд и неуверенно покачал головой.

– Ну, раз так, может, я и обознался. Точно я вам не скажу, но думаю, что тогда Марии было между двадцатью и двадцатью пятью. Хотя что толку меня слушать: тогда она мне казалась одновременно и двенадцатилетней девчонкой, и тридцатилетней вдовой. Но одно точно: она была как две капли воды похожа на эту девушку на фотографии. Особенно глаза.

С этими словами Кирико вернул Рюмону фотографию.

Рюмон с новым интересом посмотрел на нее.

Кадзуми была точной копией Марии… Что же это могло значить? На сердце у него стало тревожно.

Кирико оперся на свою трость и медленно поднялся на ноги.

– Одно ясно: ваши дедушка и бабушка вовсе не Рикардо и Мария. Не знаю, легче вам от этого или нет…

Рюмон тоже встал.

– Ну, на этом я вас, пожалуй, оставлю. И смотрите: чтобы никакой слежки. Человека по имени Кирико на этом свете уже не существует. Я не существую, понимаете? – С этими словами Кирико исчез.

Яростный порыв ветра ударил Рюмона, оставив на щеке капли дождя.

Гостиницы «Мэмфис» и «Вашингтон» находились всего в пяти минутах ходьбы друг от друга.

Рюмон ненадолго зашел к себе в гостиницу.

У администратора его ждала записка: звонил Кадзама. Записка гласила, что похороны Хоакина эль Оро закончились и он направляется в писо, где живет Ханагата Риэ.

Рюмон поднял трубку и набрал номер.

Ханагата подошла после двух звонков.

– Ну вы и поработали в Ронде! – оживленно проговорила она. – Симпэй-сан мне только что все подробно рассказал.

– Вы и представить себе не можете, какой там переполох был. Мы с вами потом обсудим все обстоятельно. Кстати, вам не звонил Синтаку из «Дзэндо»?

– Звонил. Мы встречаемся в полдевятого в вестибюле гостиницы «Вашингтон», правильно?

– Совершенно верно. И Кадзама говорил, что пойдет вместе с нами. Мне сейчас нужно зайти по одному делу на улицу Прадо. Я вообще-то звоню насчет Кадзама, поскольку он изъявлял желание составить нам компанию.

– Подождите минутку. Честно говоря, у меня тут пара незваных гостей.

Несколько секунд ничего слышно не было, затем низкий голос прогремел в трубке по-испански:

– Говорит майор Клементе. Мне надо в подробностях услышать о том, что произошло в Ронде. У вас там с Маталоном до рукопашной, говорят, дошло?

Клементе. Ответственное лицо в антитеррористическом отделе. Никак не оставит Риэ и Кадзама в покое.

– Здравствуйте, майор. Мне сейчас нужно будет отлучиться. Ведь Кадзама уже рассказал вам про Ронду. Я к его рассказу ничего добавить не могу. Мы с ним все время были вместе.

– Правда, что Маталон утонул?

– Это я, знаете, не проверял. Но труп его, во всяком случае, не всплыл. Сейчас, боюсь, его уже вынесло в открытое море, где-нибудь у Гибралтара.

Клементе помолчал, потом твердо проговорил:

– Мне нужно будет еще кое о чем порасспросить Кадзама. Уж не знаю, куда вы там идете, но идите без него.

Рюмон надел пальто и вышел из гостиницы на улицу. Ветер немного утих, но дождь полил снова.

Он поймал такси и попросил отвезти его на улицу Прадо. Проверив по карте, он увидел, что эта улица была длиной метров в триста и вела от площади Санта-Ана, недалеко от писо, где жила Ханагата Риэ, к зданию Конгресса.

Он отпустил машину на площади Санта-Ана.

Прадо оказалась тихой улочкой с односторонним движением. Кадзама был прав: Рюмону сразу попались на глаза вывески антикварных и букинистических лавок. Хотя размах был вовсе не такой, как в квартале Канда-Дзимбо или на Чаринг-Кросс.

Рюмон зашел в первую попавшуюся лавку букиниста.

Хозяином магазина оказался лысый человек лет сорока с огромным животом-бочонком. Его можно было принять за кого угодно, только не за продавца книг.

Выяснилось, что он открыл лавку всего лет пять назад и про магазин «Кортес» никогда не слышал.