Кот ушел, а улыбка осталась

— И сколько у него жен?

— Пять.

— И всем надо платить?

— Да, всем. А можно мне.

— А тебе за что?

— Я хозяин верблюда.

— А все-таки, где Зураб? — спросил я Сашу Кляйна.

— Не переживайте, Георгий Николаевич, рано или поздно появится.

Зуб верблюда

Я уже писал, что переводчиком на этом фильме со мной работал Зураб Качкачишвили. Зураб свободно говорил по-французски, по-грузински, по-английски, по-русски, на иврите и арабском. Переводил он идеально, но был у него и недостаток.

Съемочная площадка. Репетирую с актерами. Зураб переводит. Отвлекся. Нет Зураба.

— Зураб! Где Зураб?!

— Только что здесь стоял.

— Зураб! — вызывают его по рации.

— Бегу, Георгий Николаевич!

В тот день настраивались на съемку эпизода «Мераб прощается с Джейн» (Джейн играла израильская актриса Шэрон Брэндон). Юсов ставит свет. Механики укладывают рельсы. Саша Кляйн руководит массовкой. Я репетирую с актерами. Зураб переводит.

Подошел к Юсову, посмотрел в объектив. Обернулся — нет Зураба.

— Зураб! Где Зураб?!

— Только что здесь был, — сказала французская практикантка Софи.

— Георгий Николаевич, посмотрите, — Саша Кляйн показал мне наручники, которые принес реквизитор Моня для эпизода «Мераб приковался к ручке «Мерседеса» голландского консула».

— Подойдут или другие искать?

— Подойдут.

Появился Зураб.

— Я здесь, Георгий Николаевич. Что надо?

— Зураб, для интенсификации производства фильма надо тебя этими наручниками к Георгию Николаевичу приковать, — сказал Саша Кляйн, — всегда будешь рядом, когда нужен.

— С превеликим удовольствием! Не будете гонять меня по всему Израилю с поручениями!

— Вот и прикуйся! Георгий Николаевич, не возражаете?

— Это моя мечта! — сказал я.

Так мы с Зурабом оказались «скованными одной цепью».

Репетируем. Подошел Гена Давыдов.

— Приковали? — весело спросил он. — Правильное решение. Зураб, там тебя спрашивают.

— Маленький в кипе?

— Маленький в кипе.

— После съемки пусть приходит, — сказал я. — Так, пошли актеры. Пошел Жерар! Стоп! Еще раз, пожалуйста.

— Георгий Николаевич, это за лекарством, — сказал Зураб. — Сейчас я тебе его дам, Гена, а ты передай, пожалуйста. Руку чуть-чуть опустите, Георгий Николаевич, я в карман не могу залезть, — Зураб достал из кармана маленький пузырек. — Гена, вот капли Вотчала (были такие советские капли, популярные среди выходцев из Союза). — Скажи, по двадцать капель три раза в день.

Гена взял пузырек и ушел. Снимаем. Появилась Нина Мамиконовна Тер-Осипян. В белых кожаных джинсах и в красной бейсболке. Скромно стоит в сторонке. Сняли два дубля. Меняем точку.

— Георгий Николаевич, отстегните меня на пять минут, пожалуйста, — сказал Зураб. — Я обещал помочь Мамиконовне мячики для бадминтона купить.

— В рабочее время?

— Завтра она улетает!

— Саша, отстегни Зураба.

— До обеда, господа, вы неразлучны. Ключ у Мони. А Моня уехал к Саше Хайту (Саша Хайт в городке Ашдод готовил завтрашний объект), — сказал Саша Кляйн.

— Далеко магазин? — спросил я Зураба.

— Да здесь рядом.

— Вы сами хотите пойти?! Ни в коем случае! — запротестовала Мамиконовна.

— Нина Мамиконовна, пять минут у Георгия Николаевича есть, — сказал Юсов. — Мы ДИГ[5] будем ставить. Иди, Гия.

И мы быстро пошли. Без привычки идти прикованным было не очень удобно.

— Георгий Николаевич, вы так рукой не размахивайте, Зурику больно! — сказала Мамиконовна.

— Стараюсь.

— Георгий Николаевич, извините, пожалуйста, мы вас обманули. Мячики для племянника мы еще вчера купили. А сегодня он обещал мне шекели на доллары поменять. Не хотел об этом при всех говорить, — сказал Зураб.

В то время в Тель-Авиве менялы обменивали шекели на доллары и доллары на шекели прямо на улице, почти открыто. В банке курс был намного ниже. Наш меняла, небритый пожилой мужчина в черной кепке с большим козырьком, какие в сороковых носили в Грузии, стоял возле газетного киоска.

Подошли, Зураб представил меня и Мамиконовну. Сказал, что мы люди в своей стране очень известные. Говорили по-грузински. Меняла сказал, что ему очень приятно иметь дело с такими клиентами. Сам он был из Кутаиси, звали его Иосиф.

— А правда, что Горбачев приказал все виноградники вырубить? — спросил меняла.

— Не слышали о таком приказе.

— Что он говорит? — спросила Нина Мамиконовна.

— Дорогая, я говорю, что поменяю вам по самому выгодному курсу, — сказал меняла по-русски. — Но если у вас большая сумма, надо будет поехать в другое место.

— Сумма не очень большая. Главное, чтобы фальшивых не было, — попросила Мамиконовна.

— Фальшивых, дорогая, у меня не бывает! Для вас персонально, я на каждой стодолларовой купюре свою подпись поставлю.

Мамиконовна открыла сумочку, достала деньги и протянула их меняле.

— Вот. Здесь тридцать четыре шекеля!

— Это все?

— Да, меняю все, — сказала Мамиконовна.

— Тридцать четыре шекеля — это двадцать семь долларов, — подсчитал меняла. Он взял у Мамиконовны шекели и протянул три купюры по десять. — Здесь тридцать долларов. У вас три найдется?

— Найдется, — сказал я. — Зураб, чуть-чуть руку опусти, — я полез в задний карман за бумажником.