Кот в сапогах

В партере энергично топают ногами и свистят, кашляют, шикают, на галерке хохочут; корольвыпрямляется, поправляет мантию и, взяв в руки скипетр, с величественным видом усаживается на троне; все напрасно — шум в зале не умолкает, актеры начинают забывать свои роли, на сцене возникает жуткая пауза. Гинцтем временем вскарабкивается на верх колонны. Поэтв панике выбегает на сцену.

Поэт. Господа… почтеннейшая публика… прошу несколько слов.

Голоса в партере.Тише!

— Тише!

— Дайте этому дураку сказать!

Поэт. Ради бога, не причиняйте мне этого позора; ведь действие уже кончается. Видите — король совсем успокоился; берите пример с этой великой души, у которой, конечно же, больше причин для недовольства, чем у вас.

Фишер. Чем у нас?

Визенер (соседу). А почему вы топаете? Нам же пьеса нравится.

Сосед. В самом деле! Просто задумался — и пошел вместе со всеми. (Начинает энергично хлопать.)

Поэт. Я вижу, кое-кто из вас ко мне все-таки благосклонен. Полюбите мою бедную пьесу хотя бы из сострадания — чем я богат, тем и рад; да она уже и кончится скоро. Я так испуган и смущен, что ничего другого не могу сказать.

Все. Ничего не хотим слышать! Ничего не хотим знать!

Поэт (в исступлении хватая усмирителя за шиворот и выталкивая его вперед).Король усмирен, теперь усмири эту осатаневшую стихию, если можешь. (Вне себя убегает за сцену.)

Усмиритель

играет на глокеншпиле, толпа начинает топатъ в такт. Он делает знак рукой, появляются обезьяныи медведии устраивают вокруг него веселый хоровод. Влетают орлы и другие птицы. Один орел садится Гинцу на макушку, отчего тот приходит в неописуемый ужас. Два слона, два льва. Балет и хор.

Четвероногие.Волшебные звуки…

Пернатые.Чаруют меня…

Объединенный хор.

Таких не слыхал я

До этого дня.

Все присутствующие на сцене танцуют замысловатую кадриль вокруг короля и придворных, среди которых оказываются также Гинц и Гансвурст. Зал разражается бурными аплодисментами. Слышен смех, зрители в партере все встают, чтобы лучше видеть; с галерки падают несколько шляп.

Усмиритель (поет во время балета и всеобщего ликования зрителей)

Если б я по жизни шелС песнею такою,Всех врагов бы я отмелЛегкою рукою,И без них вкушал бы яМир и счастье бытия!

Занавес падает, все в экстазе, овация; некоторое время еще слышна балетная музыка.

АНТРАКТ

Фишер (тихо).Самого бы его взять за уши!

Беттихер. А его испуг, когда орел сел ему на голову! Как он от страха замер и пошевельнуться не мог — этого словами просто и не опишешь!

Мюллер. Вы анализируете досконально.

Беттихер. Я льщу себя надеждой, что немного разбираюсь в искусстве. Вы-то все, конечно, другое дело, — потому и приходится для вас кое-что растолковывать.

Фишер. Благодарим за хлопоты.

Беттихер. О, когда любишь искусство так, как я, это приятные хлопоты. Вот мне как раз пришла в голову очень любопытная мысль по поводу сапог; тут еще одно свидетельство актерской гениальности. Видите ли — поначалу он предстает как кот, поэтому ему приходится снять свое обычное платье и надеть соответственно кошачью маску. А потом он должен полностью перевоплотиться в охотника — я заключаю это из того, что все его так называют и никто не удивляется. Неумелый актер так бы и оделся — как настоящий охотник, — но что бы тогда осталось от сценической иллюзии? Мы бы могли совершенно забыть о том, что он, в сущности, кот, — а кроме того, как неудобно было бы актеру в новом платье поверх кошачьей шерсти! Но он всего одной деталью — сапогами — искусно намекает на охотничий костюм. Что такие намеки носят в высшей степени драматический характер, блестяще доказывает опыт древних, которые…

Фишер. Тихо! Третье действие начинается!

Визенер. Дивно! Дивно!

Сосед. Да, вот это, я понимаю, героический балет!

Визенер. И как органично включен в действие!