Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса

Каммамури направил коней к постройке, на втором этаже которой светилось окошко. Загнанные кони жалобно всхрапывали. Не доехав до здания, они оба рухнули, сломав оглобли.

– Увы, – вздохнул маратха. – Мы остались без верховых животных.

– Они и так долго продержались.

– Могли бы и потерпеть еще капельку. Прихвати-ка фонарь, и пойдем проситься на ночлег.

Убедившись, что кони не подают признаков жизни, они забрали остатки еды, питья и оружие и потопали вверх по центральной каменной лестнице. Она была широка и украшена статуями сказочных львов. В конце лестницы обнаружилась массивная бронзовая дверь с резьбой.

Каммамури взялся за тяжелый молоток, и пагода содрогнулась от оглушительного удара.

– Эдак ты дверь вышибешь, – усмехнулся раджпут.

– Такую вышибешь, как же. Смотри, свет погас!

– Нет, не погас. Просто человек спустился на первый этаж, я вижу отблески в разбитом окне. Интересно, кто здесь обитает, священник или разбойник?

– Да хоть ракшас, – раздраженно буркнул Каммамури, сдернув с плеча карабин, и вновь принялся колотить молотком в дверь.

Из-за двери донесся надтреснутый голос:

– Кто там?

– Путники, сбившиеся с дороги. Просим приюта, – ответил маратха. – Наши кони пали, и нам негде переночевать.

– Храмы Шивы открыты для добрых людей. Но скажите мне, вы не парии?

– Нет, мы принадлежим к касте воинов и верных последователей Шивы, благословенного бога, помирившего Брахму и Вишну.

– Вижу, ты образованный человек. Погодите, дверь тяжела, а я глубокий старик, почти лишенный сил.

– Зато язык твой мелет, как у молодого, – проворчал себе под нос Каммамури. – Только время зря теряем.

Визгливо заскрежетали засовы, дверь медленно приоткрылась, и в щель пробился тусклый луч света, куда слабее лампы Каммамури.

– Входите, – пригласил тот же скрипучий голос.

Раджпут и маратха налегли на дверь, расширяя проход, и оказались перед высоким и худым, точно щепка, старцем. На пергаментном лице горели яркие глаза. На нем было длинное одеяние из хлопковой ткани, когда-то бывшее желтым. На голове – небольшой тюрбан, лицо намазано пеплом, на лбу сияли три лазурные звездочки.

– Гуру! – воскликнул Каммамури.

– Входите, – повторил старик. – Не бойтесь, я безоружен.

Они вступили в просторный зал, стены которого покрывали диковинные размашистые письмена, похоже стихи из Гунамалы[67]. У дальней стены громоздилась двухголовая и четырехрукая статуя, видимо изображавшая Шиву.

Гуру весьма странные жрецы. Подобно браминам, они отказываются употреблять в пищу мясо и вообще все, что имеет животное происхождение, включая яйца. В отличие от последователей Брахмы и Вишну, гуру не сжигают своих мертвых, а хоронят и не верят в метемпсихоз.

Кое-кто из них поселяется в небольших пагодах, по преимуществу старых и полуразвалившихся. Другие предпочитают вести бродячую жизнь, побираясь по городам и весям. Далеко не везде их встречают радушно, поскольку первым делом они выпроваживают из дома хозяина с сыновьями, оставаясь в компании жены и дочерей.

Но никто не смеет указать им на дверь, ибо сие есть великий, непростительный грех. Обидчик гуру обречен отправиться прямиком в преисподнюю, где его будут жарить в кипящем масле вместе с ядовитыми змеями, которым жар ничуть не вредит. Как это может быть? Спросите у многомудрых гуру. В общем, ни один индиец не желает себе подобной судьбы, потому что после смерти они предпочитают быть мирно сожженными на огромной поленнице, облитой жидкой смолой.

– Это вас я видел некоторое время назад в карете, запряженной двумя лошадьми? – поинтересовался старик.

– Нас, гуру. – Каммамури низко поклонился. – Кони пали после долгой и трудной скачки.

– От кого же вы убегали, от людей или от тигров?

– Уже два дня мы пытаемся уйти от негодяев, преследующих нас, чтобы убить.

– Кто они?

– Бандиты, нанятые Синдхией.

– А, чокнутый раджа! – Глаза гуру загорелись зловещим огнем. – Значит, он вернулся, этот гнусный злодей?

– И уже завоевал половину Ассама. Гувахати больше нет, столица сожжена.

– А почему его люди гонятся за вами?

– Мы посланцы махараджи и рани, отправленные с важным поручением.

Гуру потер лоб, словно отгоняя неприятные воспоминания, потом резко произнес:

– Синдхия! Никогда не забуду этого человека, приказавшего побить меня палками, будто собаку. Он такой же, как его братец. Вас только двое?

Его негромкий скрипучий голос странным эхом метался по гулкому залу.

– Да.

– А ваших преследователей?

– Человек двадцать. Может, и больше.

– Многовато. – Гуру нахмурился. – Я священник, а не воин, оружием пользоваться не могу, поэтому помощи от меня мало.

– Полагаешь, они могут проникнуть в храм?

– Окна низко, и решетки легко выбить.

– Нет ли здесь подземелья?

– Есть. Там около пятидесяти могил, в которых уже тысячу лет покоятся прославленные воины.

Каммамури перевел взгляд на молчавшего до сих пор раджпута:

– Дружище, ты не побоишься переночевать на костях прославленного воина?

– Я не боюсь мертвецов, принц, – ответил великан. – Почему ты спрашиваешь?

– Если бандиты возьмут пагоду, придется прятаться в могилах.

– Да уж, невеселое ложе.