На этот раз что-то в его голосе ее насторожило, и она спросила о другом:
– Тогда почему бы не продолжить сражаться за Роберта?
Это не его война, будь она проклята. Ему должно быть все равно, кто победит, а кто проиграет, но это было не так. Лахлан отнюдь не был таким равнодушным, каким хотел казаться. Он и сам не заметил, как его увлекли страсть и воодушевление Роберта Брюса, его невероятное, историческое, легендарное воскрешение из пепла сокрушительного поражения.
И пусть время от времени собратья по Шотландской гвардии и раздражали его – одни больше, другие меньше, – но это были лучшие воины, с которыми ему довелось сражаться бок обок. Вместе они совершали то, что казалось невозможным.
Но это ничего не меняло.
– Брюс получил корону, – ответил Лахлан.
– Но война не закончилась. Вы знаете это не хуже, чем я. В половине шотландских замков – во всех главных крепостях на юге – до сих пор стоят английские гарнизоны. Да, Роберт – король, но его подданные – только половина страны, так что трон его может пошатнуться. У него полно врагов, которым очень хотелось бы увидеть его падение. Да и Эдуард не забудет про Шотландию. Война с англичанами неизбежна. Предстоит столько сделать!
Страсть в голосе Беллы заставила его взглянуть на нее с изумлением. Нет! Не может быть, чтобы она…
– Неужели вы собираетесь в этом участвовать?
Вздернув подбородок, она сверкнула на него глазами:
– Как только моя дочь будет вне опасности, я сделаю все, что прикажет мне король!
Он внимательно посмотрел на Беллу. Очевидно, раздавленная роза не обескуражила ее, и она не остановит попыток вернуть дочь. Решительность этой женщины не уступает ее упрямству. Кровь Христова, а что, если она опять выкинет какой-нибудь фортель? Сердце его ускорило свой бег, но Лахлан сумел оправиться, напонив себе: «Это не мое дело».
– Вы опять рветесь в бой после всего, что пришлось пережить? Не терпится очутиться в тюремной камере?
Она побледнела.
– Разумеется, нет! Вы же видели, как это было ужасно. Холод. Решетки. Бесконечные часы, когда единственное занятие – пытаться не лишиться рассудка. – Белла смерила его уничтожающим взглядом, явно разозлившись из-за того, что он воскресил неприятные воспоминания. – Я едва выношу вид запертой двери – меня трясет от страха.
– Как же вы все это выдержали?
Она твердо встретила его взгляд, потом отвернулась, пожав плечами.
– Я думала о семье, о моей дочери: знала, что ради нее должна выдержать. – Она опять повернулась к нему: – Почему вы меня спрашиваете? Вы сами знаете, каково это.
– Потому что именно это вас ждет, если не успокоитесь. – Она должна знать, чем рискует. – Вы сделали достаточно, так что наслаждайтесь свободой и не оглядывайтесь назад.
– Разве вы не понимаете, что это сильнее меня? Так было, так есть и так будет.
Нет, он этого не понимал. И не поймет никогда. Вот в чем беда. «Есть вещи важнее, чем ты сам», – сказала она однажды.
– И оно того стоило?
У нее сделалось несчастное лицо, будто он ее ударил. Ее потрясенный взгляд почти заставил Лахлана пожалеть о своем вопросе. Подбородок Беллы задрожал.
– Так должно было случиться.
Отчаянная мольба в ее голосе произвела в нем перемену, и Лахлан на миг вообразил, что сможет быть тем самым, кто сумеет убедить ее в том, что да, стоило… Очевидно, Белла тоже находилась во власти этой глупой идеи, потому что не желала смягчиться.
– Я думала, что вы из тех, кто доводит дело до конца, а не бросает на полпути.
Эти слова больно жалили. Она знала его лучше, чем он был готов допустить.
– Я сделал то, что обещал. Для меня война закончена.
А вот для нее – нет. Она будет сражаться до последнего дыхания, даже за дело, которое заранее проиграно, как сейчас.
– Итак, вам на все плевать? – язвительно заметила Белла. – Вам все безразлично? Сможет ли Роберт освободить Шотландию от власти Англии, погибнут ли ваши друзья…
Лахлан шагнул к ней и угрожающе процедил, стиснув кулаки, чтобы просто заставить ее замолчать:
– Они мне не друзья.
– Разве? – поддразнила Белла.
Лахлан знал, что она сейчас скажет, и мысленно взмолился: «Молчите».
– А как же я, Лахлан? Вам плевать и на…
Он схватил ее прежде, чем она успела договорить, и притиснул спиной к стволу дерева. Видит Бог, он не хотел, предпочел бы держаться подальше, но она продолжала давить на больные места. Все, с него хватит: больше он терпеть не намерен.
Он навалился на нее, грубо ткнув членом между ног.
– Вы хотите знать, чего я хочу, Белла? Вот чего. Хочу так сильно, что у меня мутится рассудок. Хочу сунуть язык вам между ляжек и лизать, пока вы не кончите мне прямо в лицо.
Она ахнула, а он злобно усмехнулся.
– Поэтому, если вы не готовы встать на колени и обхватить его своими чудесными губками, оставьте меня в покое, черт возьми!
Ей следовало послать его куда подальше: именно этого он от нее и хотел, – но Белла никогда не делала того, что от нее ждут. Напротив, она довольно улыбнулась, как будто поняла его, что, конечно, было невозможно, потому что Лахлан и сам себя не понимал.