Читаем Коварный камень изумруд полностью

— Пошёл вон! — крикнул граф, отступая к своему месту за столом. — Конвой!

«Колдун» помотал головой и пошёл к дверям на звук топающих сапог караула.

— В карцер его! — распорядился дежурному офицеру генерал-прокурор. — Но хлеба дать и дать вообще — чего попросит из еды! Даже мяса ему дать!

Глава двадцатая


Митрополит Гавриил, спешно вызванный императрицей прямо с Рождественской всенощной, загнал двух лошадей, пока сгонял к себе в Александро-Невскую лавру, да потом мчался во дворец. Поднялся, крестясь благостно и улыбаясь радостно, в кабинет императрицы.

— Нашёл? — спросила Екатерина, подливая рому в чашку с кофием.

— Обязательно, ваше величество!

— Читай!

Митрополит развернул старый лист бумаги, часть московской летописи трехсотлетней давности, начал читать:

«Август, Кесарь римский, обладатель всей Вселенной, когда стал изнемогать оконечную свою болезнь, разделил всю Вселенную между братьями и сродниками своими. И брата своего, Пруса, посадил на берегах Вислы — реки до берегов реки Неман, что и доныне по имени его зовётся "Прусской землёй". А от Пруса — четырнадцатое колено — великий государь Рюрик».

— Сие изделие наших монахов было в деле?

— В одна тысяча пятьсот шестьдесят пятом году бояре Великого царя Ивана Четвертого, Грозного, в переговорах с польскими послами о границах русских земель, приводили эту летопись как доказательство генеалогии русских московских Рюриковичей. Грозный царь — он же из того же, рюриковского рода.

— По-честному, из того рода?

— По-честному, ваше величество.

— А летопись сия, значит, не честная?

— А полякам и этой чести достаточно, матушка...

Екатерина сладостно и с ухмылкой брякнула в колоколец. В дверях появился розовый на щеки секретарь. Выпивший, чего там.

— Вот этот лист летописи срочно неси в типографию! — приказала секретарю императрица. — Буди там всех пинками, скажи, что его высочество Александр Павлович требует немедля сделать с листа литографию и поместить в газете «Ведомости»! Про меня — молчи!

— На первой странице! — подсказал митрополит Гавриил.

Секретарь хватанул лист и выскочил из кабинета.

— Что цесаревич будто бы распорядился сию бумагу пропечатать, это умно, матушка императрица.

Екатерина взялась за графин с ромом:

— Выпьешь со мной, святой отец?

— Даже стакан и разом!


* * *


Тайный глава иезуитов Санкт-Петербурга Фаре де Симон едва дождался, пока спальный слуга добудится хорошо встретившего Рождество Михаила Черкутинского. Тот появился в своем кабинете зеваючи и тут же получил от тайного наставника удар газетой по оплывшему от похмелья лицу.

— Велено тебе было толкать наследника на публикацию в газете «Дарственной Александра Македонского»! — орал иезуит. — А что напечатано? Ложь, сочинённая монахами московских монастырей! Про Пруса и Рюрика!

Ошарашенный Черкутинский долго смотрел прищуренными глазами на текст первой страницы газеты «Ведомости», цензурируемой самой императрицей российской. Там, действительно, мелькало: «Рюрик... Рюрик».

— Дак ведь я... — стал бормотать Черкутинский...

— Дурак ты! — проорал Фаре де Симон и выбежал за дверь.

Там, за дверью, он швырнул под ноги кабинетного секретаря Черкутинского свёрток с ассигнациями, недавно ставшими бумажными деньгами Российской империи. Свёрток содержал месячный оклад жалованья Михаила Черкутинского за службу иезуитам. Одна тысяча рублей, двести серых бумажек по пять рубликов каждая...

Деньги, собственно, должны были быть золотыми французскими луидорами, но Фаре де Симон уже третий год золото забирал себе, а Черкутинскому скармливал бумажки с надписью: «Ассигнация пять рублей».

Об этом уже давно знала императрица. И о Черкутинском знала, и о воровстве Фаре де Симона. От того же кабинетного секретаря Черкутинского и знала. Знала даже, где печатались те ассигнации. Не на Санкт-Петербургском монетном дворе однозначно. А в Польше, в Варшавском предместье Прага...

А внук ейный, Александр Павлович, от самой бабки знал, на кого трудится Мишка Черкутинский. Но молчал. Ибо от той же любимой бабки доподлинно ведал, что скоро и обязательно только ему, внуку императрицы, достанется российский престол. А потому — потерпеть можно. И Черкутинского пока потерпеть, и шпионов бабкиных вокруг себя.

Отец вон уже почти полста лет терпит, трона ждёт. А зачем этот трон старику? Подагру троном не вылечишь...


* * *


Публикуя в газете, доставляемой во все европейские страны, «Генеалогию Рюриковичей», составленную в тёмных кельях Троице-Сергиевой лавры, Екатерина Великая нанесла удар ощутимой силы по негласной католической коалиции в Европе, в очередной раз оттянув от коалиции Пруссию и поимев её как надёжного союзника.

Россия да Пруссия, да вдвоём, могли просто сожрать все европейские страны, исключая Англию. Англию жрать незачем. Она сама и всегда перебегает к сильненьким. Перебежит и к России с Пруссией.

Глава двадцать первая


Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги