Ах, был ли, был ли в действительности сделан этот шаг?.. А если даже и был — то куда, в какую неведомую бездну?.. И почему (кажется, он обернулся), почему хоботы вместо носов вот у этих двоих, что позади? Стоят вроде бы как люди, на двух ногах, даже в брюках, а вместо носов у обоих — хоботы, как у индийских губалу
В это самое мгновение оттуда, из ширившейся бездны, донесся тонкий детский голосок, слабый, но вполне узнаваемый:
— Дмитрий Вадимович! Срочно наденьте респиратор, без этого тут нельзя! Тут какие-то психотропные газы!
Нина!.. Это была она!.. Хотел окликнуть — однако язык не слушался.
Но — откуда, откуда, черт возьми, взялись тут эти губалу?..
Вдруг один из них задрал кверху край кожи на своей слоновьей морде и сказал голосом коменданта Пришмандюка:
— Чего ж вы, господа-товарищи, без противогазов-то? Уж коли петушиное знаете, так должны б знать, что при штатной ситуации нумер три без противогазу никак не можно. На что господин-товарищ Самаритянинов — и тот никогда инструкцией не небрегал.
Позади глухого коменданта лежали рядком какие-то брезентовые мешки.
Затем лишь Еремеев понял (еще сохранялись, значит, какие-то капли разума), — понял, что вовсе это не мешки, а грозные минуту назад архаровцы, выложенные в своем камуфляже рядком.
Сколько их там? Есть ли среди них Картошкин?.. Его уплывающий разум уже не в силах был это определить.
"Валера…" Нет, не произнес — это лишь в голове прошелестело.
…Теперь уже не хобот какого-то губалу, а человеческое лицо, вдруг образовалось из тумана. Чье это лицо — Нины, Иры? — он не мог разобрать.
Затем прохладная, худенькая ладонь прошлась по его давно небритой щеке.
— Нина… — произнес он и, кажется, наконец-таки услышал собственный голос, неизвестно из какой галактики до него долетевший.
В ответ донеслось:
— Дмитрий Вадимович, вы слышите?.. Если слышите — моргните.
Он моргнул.
— Послушайте! — торопливо заговорила она. — Эти психотропы не опасные — через несколько минут все должно пройти, концентрация начинает падать… Вы уже лучше слышите меня?
— Слышу… — с трудом, но все-таки сумел проговорить он. — Что с Ириной?
— У нее тоже все пройдет, но позже, чем у вас — она слишком долго тут пробыла, — уже и вправду яснее, чем прежде, донесся голос Нины. — И еще послушайте, это очень важно! Я про этот "Ковчег" все поняла!.. Если я не смогу отсюда выбраться, а вы сможете, то сделайте так, чтобы побольше людей узнало: вся операция "Ковчег" — это на самом деле…
Вдруг она, не договорив, слабо вскрикнула и упала к нему на грудь.
Сверху над ней свисал слоновий хобот, а в руке этот губалу держал дубинку.
Еремеев попытался встать, но тело еще плохо его слушалось. Губалу снова взмахнул своей дубинкой, и мир, начинавший было обретать очертания, тут же вновь рассыпался на куски.
Х
Взаперти. Королевство и Империя
…не дай погибнуть в подземном мире!
Годы ли пройдут — я с ним буду вместе…
Подземного мира отодвинь засовы…
Прежде он и не знал, сколь это отвратительно звучит — "Дмитрий Вадимыч" — если произносится бессчетное число раз, особенно если каждое такое Дмитрийвадимыч сопровождается хлопком по щеке.
— Дмитрийвадимыч! — послышалось снова. И опять худенькая ручка — хлоп, хлоп по щеке. — Дмирийвадимыч!..
— Нина… — проговорил Еремеев, открывая глаза. — Лучше зови меня Димой… И больше не бей…
— Слава Богу! — воскликнула она. — Голова сильно болит?
— Терпимо, — сказал он. — А ты как?
— Уже нормально. Меня только слегка ударили, даже шишки не осталось. А у вас, я смотрю, — здоровенная!
Еремеев пощупал голову. Шишка была размером с большую сливу. Прикосновение к ней вызвало такую боль, что он едва не вскрикнул.
Затем, кое-как придя в себя, огляделся. Они находились в небольшой комнатушке, похожей на номер гостиницы невысокого пошиба для самых скромных командировочных: обшарпанная тумбочка с обломанными углами (похоже, об эти углы много раз открывали пивные бутылки), две убогие кровати, на одной из которых он сейчас и лежал, на полу ковровая дорожка с пролысинами, больше ничего, если не считать смешанного запаха окурков и рыбных консервов, оставшегося, видимо, от прежних постояльцев. Только, в отличие от гостиничного номера, окна здесь не было, а единственным источником освещения служила стоявшая на тумбочке керосиновая лампа. И коридорчик, выходивший из этой комнатушки, упирался в сейфовую стальную дверь.
— Где мы? — спросил Еремеев.