Ковентри возрождается

Я очень рано стала отличаться от сверстниц. Когда мне исполнилось двенадцать, у меня с пугающей скоростью стали расти груди. Такое было впечатление, что еще вчера я носилась, играя, по школьной площадке, а сегодня уже скорчилась в углу, нахохлившись и сложив руки на груди. В самое жаркое лето я не снимала просторной кофты на пуговицах, игры превратились в мученье; пойти с девочками в душ стало пыткой. Закрыв глаза, я пробегала через заполненное паром помещение. Была у нас такая высокая худая завистливая девчонка по имени Таня Дрейкок, она первой переделала мое прозвище Ковентри-сити в Ковентри-сиси. К пятнадцати годам груди у меня стали громадные; даже во всей сбруе, стянутые и засупоненные, они выпирали сквозь платье. Они резали людям глаза. Учителя смятенно отводили взгляд, посторонние мужчины уставлялись на них, как зачарованные.

Родня моя — люди простые, они считали банты в волосах и цветные туфельки сущей глупостью. Одежда выбиралась скорее для маскировки, чем для украшения. И если я в шестнадцать лет стала битником, то не по интеллектуальной потребности, а из чисто практических соображений. Битники носили огромные бесформенные свитеры, скрывавшие грудь, да еще просторные пальто из шерстяной фланели. Впервые за много лет я наконец расслабилась. Я перестала сутулиться, расплела руки и принялась читать книги, которые раньше таскала под мышкой как неотъемлемую часть обмундирования.

Иногда внешность меня выручала. Благодаря ей я получила должность младшей конторской служащей на фабрике картонных коробок. Других данных к тому у меня не было. «Снимите-ка пальто, милая, — сказал м-р Риджли. — Тут жарко». Я была юна и доверчива. Я сняла пальто ...скрестила руки на груди. Лоб м-ра Риджли покрылся потом, и он промокнул его темно-бордовым платком. «И вот еще что. Будьте добры, залезьте, пожалуйста, на мой стол и откройте верхнюю фрамугу».

Я еще не имела о мужчинах никакого представления. Я взобралась на стол и с удивлением обнаружила, что м-р Риджли не двинулся со стула. Я потянулась вперед и открыла окно, в комнату ворвался ледяной ветер и закружил бумаги. М-р Риджли смотрел мне под юбку. Наши глаза встретились, темно-бордовый платок вновь был извлечен на свет.

— Да, вы нам подойдете, — сказал он. — В понедельник приступайте.

Еще два года я по-прежнему полагала, что м-р Риджли заглянул мне под юбку случайно. Кроме того, я считала, что он на редкость неуклюж, без конца задевает меня и путается под ногами. Однажды, развешивая в конторе украшения к Рождеству, он повалился с лестницы прямо на меня. Так мы и лежали, растянувшись, на линолеуме, я внизу, он сверху. М-р Риджли все никак не мог встать на ноги.

— Давай немножко так и полежим вдвоем, ладно? — невнятно шептал он мне в шею. — Я устал. Мне нужно отдохнуть. Жена моя отнимает столько сил; она не дает мне спать.

Поскольку я была совсем молода и глупа, я решила, будто он намекает, что жена требует от него всяческой работы по дому, причем до глубокой ночи. Я представляла себе, как м-р Риджли, светя себе фонариком, набивает на чердаке слой теплоизоляции.

12. НА МОРСКОМ БЕРЕГУ

— Господи, я умираю с голоду! — сказал Сидни. — Сколько еще ждать?

Сидни и Руфь сидели под навесом, стоявшим на морском берегу неподалеку от Албуфейры. Полтора часа тому назад они сделали заказ пожилой безумного вида женщине в ситцевом платье. С тех пор они ее не видели. Какой-то малыш подал им хлеб, масло и нарезанные помидоры. После чего ребенок с визгом исчез в морских волнах.

Повар, одетый в капитанскую фуражку, скромнейших размеров плавки и оранжевые пляжные тапки без пяток, явно страдал манией общения. Готовкой он не занимался вовсе. Вместо этого он доставал из колодца воду и опрокидывал ведра на головы и столы посетителей-португальцев. А потом с удовольствием вытаскивал промокших клиентов из-за стола, чтобы те вступили с ним в боксерский поединок. Затем он заключал их в объятия и, громко потребовав бутылку вина, усаживался с ними за мокрый стол выпивать.

Руфь сказала:

— Наверное, это местный обычай, Сид.

Сидни ответил:

— Если он окатит меня ведром воды, я ему врежу. Таков уж обычай у нас, в центральной Англии.

Руфь вздохнула и посмотрела на пейзаж, почти столь же прекрасный, как было обещано в рекламной брошюрке. Вот он, перед нею: светло-желтый песок, ярко-оранжевые скалы, голубое небо и синее море. Брошюрка советовала отведать блюда местной кухни в одном из пляжных ресторанов под навесами; цыпленок пири-пири, судя по рекламе, «хорош до того, что слюнки текут».

С крыши из плетеной травы прямо Сиду на голову упало несколько насекомых. Руфь смотрела, как они резвятся у него в волосах, но ничего не сказала. Ей было слишком жарко и не хотелось себя утруждать. В другом конце ресторанчика поднялся из-за стола повар и, откинув назад голову, поставил себе на лоб стакан бренди. Беззубая старуха в черном принялась хлопать в ладоши, и вскоре все под навесом, кроме Руфи и Сидни, вскочили на ноги, стали раскачиваться и топать ногами по неструганым доскам пола, подбадривая повара.