Кожа Розмари

Розмари прошла мимо, не найдя в себе силы даже на то, чтобы ответить герцогу хотя бы взглядом. Она села подле двух красивых мальчиков, племянников Глостера: Эдуарда и Ричарда, хотя место ей приготовили между владельцем замка и его женой. Глаз герцога нервно дрогнул, но губы остались висеть в немного напряжённой, но улыбке. Оба ребёнка выглядели болезненно и пугливо, как заключённые, они дрожали и избегали встречаться взглядом с другими людьми, они жались друг к дружке, словно сиамские близнецы. Их тела были бледны и хрупки, они рифмовались с тонкими белыми деревьями, пугливо шатающимися за окнами, облачённые в густые английские туманы. Розмари тут же полюбила этих детей, а они смотрели на неё умными, взрослыми глазами.

Всю длительность ужина принцесса-призрак обласкивала своим вниманием этих двух мальчиков, позабыв обо всех гостях и о самом герцоге. Розмари провела по белой щеке Эдуарда ладонью и от мельчайших камней, как от наждачной бумаги, на его коже остались красные полосы. Капли крови полились вниз по щекам и окропили скромную еду детей. В будущем они могли бы стать новыми королями английских земель, но были достаточно умны и не надеялись — они знали, что их дядя, герцог Глостер, убьёт их раньше, чем это могло бы случится, дабы самому занять трон. А если и не он, то бушующие повсюду болезни. Впрочем, не Ричард, не Эдуард не боялись смерти. За тем столом они думали лишь о красоте странной девушки, о которой одни говорили, что она служит Дьяволу, а другие, что она новая дочь Бога. Боль на щеке в тот ужин оказалась приятнее любого из блюд на столе.

Она провела среди серо-зелёных замковых стен неделю. Как хозяйка, адамантовая девушка фланировала по коридорам и комнатам, никого не замечая и даже не оборачиваясь на окрики. Впрочем, большинство людей было ею до того очаровано, что легко прощали горделивость и грубость. И даже сам Глостер, хоть и был зол, но не смел её касаться ни словом, ни рукой или же изгонять из своего имения — даже простое присутствие Розмари в его владениях сильно поднимало статус герцога среди всех других мелких и крупных землевладельцев по всей Англии и за её пределами, о нём говорили, его земли обсуждала вся знать и даже множество путников стали стекаться в эти болотистые места. Деньги залили улицы.

Настоящее внимание девушки однако получали лишь те двое детей, но внимание это было несколько необычным. Она не стала их учителем или наставником, даже не говорила с ними, а только будто красовалась перед мальчиками во всём протяжении неторопливых морозных осенних ночей, крутилась и улыбалась. Часто она над ними издевалась, могла ранить и смотреть, как из маленьких ран течёт кровь. Она любила заставлять их смотреть на то, как она спит. И людей это пугало. Сами же дети были очарованы ею до белизны и испарины на лицах.

Правда, если один из братьев пытался подойти, то Розмари тут же растворялась среди запутанных веток коридоров — и они впадали в уныние на весь оставшийся день. По утрам Ричарда с Эдуардом подглядывали за ней в умывальне, а позднее писали стихи о водных нимфах. Эти очерки казались невинными, но у нянек, которые их читали, почему-то вызывали странное смущение; даже их желтоватые щёки в кое-то веке краснели. Герцог и местный священник чувствовали от мальчиков запах греха и запретили им брать бумагу с письменными принадлежности. Тогда Ричард и Эдуард стали нашептывать свою лирику для Розмари вслух, по памяти. Они читали ей свои мечты, а она спала, как неживая. К тому времени она уже совсем ослабла и много дремела, и двигалась так медлительно и утомлённо, будто жила в далёкой глуби вод.

Скоро по всему замку стали ползать маленькие пауки. Настоящее нашествие. Один из них заполз в кубок вина герцога Глостера. Увидев его, он с минуту смотрел на чёрное тельце, размышляя, а потом приказал убить своих племянников.

После сумерек, когда из под вуали туч вылез надменный прищур убывающей луны, стража вломилась в покои Эдуарда и Ричарда, дабы убить их. Однако… оба мальчика уже лежали без чувств на полу у распахнутого окна, а их тела почти остыли. На мальчишеских лицах застыли блаженные улыбки, безумные и жуткие, а глазницы опустели, лишённые глаз, — в них свили гнёзда пауки. Розмари нигде не было, она пропала и никто не видел её.

Столетия спустя люди, жившие в том замке, будут говорить о призраках, что бродят по Кровавой башне Тауэра. «Юные близнецы, одетые в чёрные сорочки, печально смотрят на тех, кто поднимается по лестнице, а после исчезают». И в ночи, когда эти призраки появляются, поэты Лондона ощущают необычайное вдохновение, а их сны всегда пахнут мхами и туманами. Среди прочих, часто повторяется один определённый сон: над двумя фигурами близнецов склонилась призрачная богиня и шепчет им неподвластные человеческому разуму тайны, от сознания которых братья тут же погибают.