Козьма Прутков и его друзья

«Шли мы весело, дружно, шутили, смеялись, но у всякого на душе была тяжесть и в голове нерадостные думы. Однажды случилось мне провести полк сокращенным путем через степь, по которой я знал дорогу. Полк был молодецки вооружен не кремневыми ружьями, как прочие ополченцы, а штуцерами, и одет в первый раз по-русски и со смыслом, по наброскам Алеши Толстого и моего брата Владимира».

В декабре Алексей Толстой нагнал полк, который направили защищать побережье у Одессы. Штаб полка был в Севериновке, а Первый батальон разместился в болгарском селе Катаржи. Жители села понравились Толстому, они были красивы, а женщины, вдобавок, «и честные — что не нравится офицерам», как сообщил он Софье Андреевне.

В той местности свирепствовала эпидемия тифа. В штабе Южной армии знали это, но штабное головотяпство сказалось и тут. На другой же день полк уже насчитывал шестьсот больных тифом и дизентерией. Больные стали умирать десятками. Свалился в тифу командир батальона Жуков, и Толстой принял на себя командование.

«У нас нет госпиталя, — пишет Толстой, — больные размещены по избам — один на другом, умирают лицом к лицу».

Офицеры, не щадя себя, ухаживали за больными. Не было врачей, медсестер, даже солому на подстилки больным привозили из Одессы. Через месяц из трех тысяч двухсот стрелков в строю осталась едва половина. Заболели почти все офицеры, юнкера командовали ротами. Слегли Владимир Жемчужников и Алексей Бобринский.

В январе остатки полка перевели в Одессу, и Толстого назначили командиром учебной роты, готовившей стрелковых начальников для всех полков и находившейся в одном из окрестных сел. Беспокоясь о судьбе больных товарищей, он задержался на несколько дней в Одессе и свалился сам.

Об этом сообщили самому императору, и он велел ежедневно докладывать ему о состоянии здоровья Толстого. Но тут большую роль играли хлопоты Перовских, чем забота царя. Узнав о болезни, в Одессу тотчас выехала Софья Андреевна.

Еще до ее приезда у Толстого, как сообщали императору, «показался благодетельный нот».

Толстой верил в Софью Андреевну, был выше подозрений. Своей любовью он добился глубокого ответного чувства. Она не думала о себе, приехав в Одессу, где еще можно было увидеть груды неубранных трупов.

Всего полк потерял тысячу человек, так и не побывав в деле.

5

В марте 1856 года был заключен Парижский мирный договор. В Одессу прикатил и Лев Жемчужников, чтобы по мере сил помочь братьям.

«Я застал брата Владимира уже выздоровевшим, обритым; Бобринского тоже выздоровевшим и обритым; Алексея Толстого еще лежащим в тифе и около него любимую им Софью Андреевну Миллер, жену полковника, на которой он впоследствии женился. В другой комнате лежал в тифе офицер того же полка Ермолов, бывший мой товарищ по корпусу... Болезнь шла обычным ходом, и полк таял».

Как-то Лев подъехал к двухэтажному дому, в котором жили братья, усадил Алексея Толстого в коляску и повез покататься к морю. Толстой радовался, вдыхал полной грудью воздух, но на первый раз быстро утомился. Прогулки продолжались. В самой Одессе ветер носил по улицам тучи известковой пыли, от которой воспалялись глаза и все время першило в горле.

Вскоре Толстой уже настолько окреп, что предложил Льву поехать в каменоломни, где, по слухам, прятались грабители. Любители острых впечатлений вооружились револьверами, но Толстой сказал, что больше надеется на нож, который никогда ему*не изменял. Одно его смущало — он не чувствовал в себе прежней силы. Впрочем, и Лев был детина хоть куда. Они облазили все пещеры, но, к досаде своей, никаких грабителей не встретили.

Вскоре Льву представилась было другая возможность подраться. Он частенько затевал разговоры о том, что видел в Севастополе, о воровстве интендантов и вообще «о безобразии нашего строя». Бобринский как-то стал возражать ему, они наговорили друг другу колкостей, ссора кончилась тем, что Бобринский вызвал Льва на дуэль. Она не состя-лась лишь из-за вмешательства Алексея Толстого и Владимира Жемчужникова, уговоривших забияк пойти на мировую.

После войны Одесса веселилась. Ко многим офицерам приехали жены. Все непременно прогуливались по Бульвару, Дерибасовской, заходили в Пале-Рояль, где была знаменитая кондитерская Замбрини. Дворянская молодежь, вступившая в ополчение, — Строгановы, Ростопчины, Толстые, Аксаковы — собиралась, говорила целыми днями об осаде Севастополя, бестолковости начальства, подвигах матроса Кошки, вылазках Бирилева... О командующем князе Горчакове рассказывали, что он совсем рамолик — когда его дочери сделали предложение, он ответил сватающемуся: «Хорошо, подайте мне об этом докладную записку».

Самыми веселыми и популярными молодыми людьми в тогдашней Одессе были два адъютанта высокопоставленных генералов — Богданович и Аммосов.

Е. В. Богданович, изящный, живой, славился своими похождениями и был героем многих анекдотов. Сорок с лишним лет спустя он опубликовал книгу о стрелках императорской фамилии, в которой рассказал о печальной судьбе полка, где служили Толстой и Жемчужников.