— А вот скажи, Степа, ты Игоря Северянина знаешь?
— Опять обидеть хочешь? — хмыкнула Степа.
— С чего ты взяла?
— С того, что я хоть и из деревни, но считаю себя культурным и образованным человеком. Игорь Северянин — русский поет первой половины двадцатого столетия. И еще, если ты помнишь, я работаю в библиотеке. Знаешь, профессия что-то в голове откладывает.
— Вот, дорогая тетя. Вот!
— Что вот? — не поняла Степа.
Я сама в этот момент ничего не понимала, мысли в голове плясали сами по себе, и в логическую цепочку выстраиваться не спешили. Единственно, что я в этот миг уразумела, надо плясать от печки, ехать в Боголеповку и искать ответ там, и если не на все вопросы, то хотя бы на один-единственный.
— Ты знаешь Северянина, а она нет!
Степа сидела молча, вытаращив на меня глаза, наверное, в эту минуту я ей казалась немного сошедшей с ума. Мало того, что среди ночи притащилась к ней со своими извинениями, так еще говорю полунамеками и радуюсь только лишь из-за того, что кто-то знает Северянина, а кто-то нет.
— Да, кто не знает? О ком ты, черт возьми!
— Я об Ольге Богомоловой!
— А при чем здесь Ольга?
— При том, что она тоже работала в библиотеке! Собственно, откуда тебе об этом знать? Ты ведь не ходила с нами к Мамонтовой и не знаешь, что Ольга заведовала в Боголеповке библиотекой! Вы коллеги! Степа, завтра едем в Боголеповку. — Я была так возбуждена, что поехала бы и сейчас. Только какой смысл мчаться ночью, если все равно и Дом культуры, и библиотека закрыты? Не говоря уже о том, что я даже не знаю, в каком направлении находится этот населенный пункт.
— Погоди, мы что, не прекращаем расследование? — обрадовалась Степа. — Значит, ты не веришь в совпадения и случайности?
— Завтра и решим, во что нам верить. Понимаешь, сейчас в моей голове такое творится, такое… Степочка, спокойной ночи! До завтра!
Глава 24
К утру горячка у меня прошла. Что из того, что Ольга не знает Северянина? В школьной программе он не значится, не так популярен, как, скажем, Есенин или Блок. И вообще, Ольга давно уже не работала и на фоне стресса запросто могла забыть малоизвестного поэта. Все решено — никуда не едем. Я успокоилась и заснула. Спала так сладко и крепко, что Олег не стал меня будить, накормил себя и Аню завтраком, и, не хлопнув дверью, отбыл на работу.
Я проснулась от пристального взгляда. Степа сидела на краю моей кровати в полной боевой готовности.
— Ты куда? На рынок? Деньги возьми в вазе, — я хотела повернуться на другой бок и продолжить приятное занятие, поспать еще часок.
— Одевайся, мы можем опоздать на автобус, через час он отправляется с Южного автовокзала, — сказала Степа и сдернула с меня одеяло.
— Какой автобус? — спросонья до меня мало что доходило.
— Мы едем в Боголеповку на автобусе. Алина поехать с нами не может, похоже, она от Вадима заразилась, у нее льется из носа и в горле першит. И вообще она так плохо себя чувствует, что говорит — до вечера не дотянет. Спрашивала, не посоветую ли я ей какую-нибудь таблеточку, но у меня в арсенале только народные средства. А народные средства ей не подходят — ими лечиться надо долго.
— Степочка, я вот что подумала…
Я открыла рот, чтобы сказать, что мы никуда не едем, что я передумала, и вообще нечего нам делать в забытой богом Боголеповке. Но, взглянув на сосредоточенное Степино лицо, поняла: я не могу ее разочаровать.
— Я сейчас умоюсь и буду готова.
«Прокатимся туда и обратно, с нас не убудет. Успокоимся, придем к выводу, что Ольга никакой тайны не скрывает и отношения к смерти мужа не имеет», — думала я, наскоро впихивая в себя бутерброд, приготовленный заботливой Степиной рукой.
Автобус был старый и жесткий. Тряслись мы на нем долго и нудно. Даже не знаю, как Степа выдержала поездку со своими сломанными ребрами. К тому же из всех щелей отчаянно тянуло холодом. Погода сегодня не благоприятствовала поездке, с утра зарядил мелкий дождик, температура воздуха резко упала вниз, а ветер поменял свое направление с южного на восточный. А это значит, зима уже не за горами.
Боголеповка оказалась небольшим поселком, которого не коснулась рука перестройки: круглая площадь перед райсоветом с неизменным атрибутом социалистических времен — статуей Владимира Ильича, магазинчик с обшарпанной вывеской, покосившееся кафе с претенциозным названием «Дольче вита» и Дом культуры, который мы изначально приняли за вытянутый в длину барак.
— Красота, — пошутила я. — Как здесь люди живут?
— А так и живут. Не все же в столицах обитают, — с обидой отозвалась Степа.
— Степа, я совсем не имела в виду тебя. Но, согласись, твой поселок намного лучше этой Боголеповки.
— Конечно, лучше, ведь там я живу, — гордо ответила Степа и направилась к Дому культуры.
Здание дышало на ладан. Кое-где окна за неимением стекол были закрыты кусками фанеры и картона. Штукатурка обсыпалась прямо под ноги. Козырек над входом покосился и держался на честном слове, в любую минуту готовый рухнуть на головы случайных посетителей. Глядя на Дом культуры, хотелось плакать.