Краденое счастье

На противоположной стене висело несколько семейных фотографий. Зиганшину хотелось их посмотреть, и только он задумался, вежливо ли будет в отсутствие хозяев встать с кресла и подойти, как вошел Зырянов, высокий сухопарый человек средних лет, чем-то похожий на Клинта Иствуда.

Мужчины обменялись рукопожатием, оказавшимся у Геннадия Анатольевича сильным и сухим, и Зиганшин только хотел приступить к делу, как вплыла давешняя женщина, держа в руках большой поднос.

Без единого слова она поставила его на подоконник и, накрыв журнальный стол салфеткой, белой, как вольтова дуга, стала расставлять чашки, чайнички, сахарницы, конфетницы и блюдо с пирожными, явно домашними.

– Что вы, не стоило, – пробормотал Мстислав Юрьевич.

– Вы же наш гость, – улыбнулась женщина и буквально впихнула ему в руку какой-то пирожок.

Чай оказался неплох, ароматный и насыщенного багряного цвета.

– Я думала, Гена отложит ужин до вашего прихода, – говорила женщина, мягко улыбаясь, – но он сказал, что вы не будете. Но если хотите, я с огромным удовольствием вас покормлю.

Зиганшин покачал головой, думая, как противостоять такому напористому гостеприимству.

– Мне тяжело думать, что вы уйдете и не попробуете моих фирменных огурцов, – вздохнула женщина, – но уж варенье вы просто обязаны отведать! Вот, пожалуйста, здесь вишневое. Берите, не бойтесь, оно без косточек, по старинному рецепту. Уверяю вас, вы не скоро забудете этот вкус! А я сейчас принесу еще клубничного!

– Ни в коем случае! – вскричал Зиганшин.

– Уверяю вас… – пропела женщина и с неожиданным для своей полноты проворством исчезла, чтобы через несколько секунд появиться снова, с хрустальной вазой на длинной тонкой ноге. Варенье выглядело аппетитно: ягодка к ягодке и прозрачный сироп, а не то месиво, что получается у большинства хозяек, но как бы то ни было, он должен помнить, что пришел не с добрыми вестями и не имеет права преломить хлеб с Зыряновыми.

Он умоляюще посмотрел на Геннадия Анатольевича.

– Дорогая, у нас деловой разговор, – робко пискнул тот.

– Так разве я мешаю?

Только отчаянный храбрец способен ответить правду на подобный вопрос жены…

Мстислав Юрьевич понял, что время потрачено зря. В присутствии этой специалистки по варенью Зырянов ничего не скажет, а выгонять ее – тоже не вариант. Геннадий Анатольевич будет злиться, предвкушая неминуемый скандал, который начнется, как только за Зиганшиным захлопнется дверь, и все равно ничего не скажет.

– Что же вы ничего не кушаете? – женщина посмотрела на него с таким умильным видом, что Мстислав Юрьевич захотел немедленно посадить ее в обезьянник.

– Машенька, может быть, ты займешься своими делами, а мы тут сами…

– Ну что ты говоришь такое? Что о нас подумает гость?

«Гость уже думает, что простота хуже воровства», – усмехнулся Зиганшин, прикидывая, как бы так повести беседу, чтобы время не пропало совсем уж зря.

Говорила преимущественно Машенька, и по тому, как уверенно она описывала душевное состояние Зырянова в момент исчезновения первой жены, Мстислав Юрьевич заподозрил неладное. Лишь когда выяснилось, что в девяносто третьем году Машенька еще мирно ходила в школу в городе Севастополе, он решил отставить версию о ее причастности.

Наконец, продираясь сквозь охи-вздохи и бесконечное потчевание вареньем, удалось выяснить вот что: Полина Зырянова никакого отношения к медицине не имела. Окончив наряду с общеобразовательной художественную школу, она поступила в Aкадемию художеств, где делала большие успехи. Несмотря на богемное окружение, Полина вела приличный образ жизни, выглядела ухоженной и красивой и в живописи не искала революционных путей, а прилежно овладевала мастерством художника. При этом многие находили ее выполненные в классической манере работы талантливыми и предрекали девушке большое будущее. Полина не пила, не притрагивалась к наркотикам, так что не было никаких оснований думать, что это будущее не состоится.

На четвертом курсе ей, как прекрасной рисовальщице, предложили сделать иллюстрации к монографии профессора из Военно-медицинской академии.

Полина отправилась выполнять заказ и познакомилась с Геннадием Зыряновым, новоиспеченным кандидатом наук и героем двух войн.

После короткого романа предложение руки и сердца было сделано и принято. Молодые люди скромно расписались в загсе и вместо пышной церемонии уехали в свадебное путешествие. («В Крым?» – с тоской спросил Зиганшин и тяжело вздохнул, получив утвердительный ответ.)

Геннадий Анатольевич устами Машеньки утверждал, что был счастлив в первом браке, насколько можно быть счастливым с женщиной, страстно увлеченной работой. «Но в юности, конечно, не обращаешь внимания на бытовые неурядицы», – добавила Машенька, видимо, твердо решив произвести впечатление мудрой и объективной дамы.

С наследником решили повременить: Полине нужно было закончить академию, и время вообще стояло неспокойное, мало кто тогда отваживался на прибавление семейства.