Крайний

Я специально научился рассуждать на жизненные темы в тревожные минуты. Это не каждому дается. А мне далось.

Шел я, шел, где по колено в воде, где по пояс. Где на подводе меня подвозили, где на полуторке. Далеко заехал.

По дороге мне как раз шофер полуторный говорит:

– Бачиш, дым шпарыть? – И рукой показал вдаль.

Вижу – идет дым с трубы. Расстояние примерно минут сорок пешком.

– Там жиды проживають. Последние на увэсь район. Старык и старуха.

Я спросил:

– Точно последние?

– Точно. Тут за вийну усих повбывалы. Я ж мэстный. Знаю. У нас бабы говорять – еврэйка колдуе на шо попало. А муж у ее – годов сто – у нее ж на побегэньках. Думалы – воны погынулы. А писля вийны – знову живуть. Как ни у чому нэ бувало. Живучие! Усе им мало! – Хлопец весело загоготал.

Я для отвода глаз проехал еще сколько-то километров и попросился выйти.

Направился к еврейской хате. Она находилась в низине, земля мокрая, но не вязла.

Шел я легко и весело – ночевать-жить дальше. Тут – отшиб, край света, отдых и покой.

Возле хаты – сарайчик. Рассыпанный почти. Решил, что внутри куры или другая живность. Так как пахло.

Двинулся к жилому помещению. Постучался в шибку. Выглянула старуха с каганцом. Я громко попросился переночевать, показал руками – что хочу спать и кушать.

Она замахала рукой отрицательно. Исчезла внутри хаты. И тишина. Стою, стою, минут десять. Хочется ж по-людски. С разрешения.

Прошел к двери, дернул как следует, что-то там слетело с петель. Но я ж нечаянно.

Вошел. С извинениями, конечно.

Говорю:

– Хозяева, не бойтесь! И чтоб вы не боялись окончательно, знайте – я еврей. Аид. Нисл Зайденбанд. Засветите свет и посмотрите. Шолом! – Как обычно в Остре здоровались евреи между собой. Для шутки. А тут я серьезно.

Ни ответа, ни привета.

Пару раз наткнулся на углы, опрокинул табуретку. Понял, надо справляться своими силами. Нащупал в кармане зажигалку из гильзы – подарок Янкеля – засветил, обвел вокруг себя кругом.

И еще раз решительно говорю:

– Не бойтесь! Вы ж хозяева, не я! Скажете – уйду. Только не гоните. Переночую, а тогда уже и разберемся. Не с курами ж мне ночевать.

Опять ни звука.

Ну, думаю, и молчите, если так. Ноги меня не держали.

Лег на полу.

Сказал:

– Имейте в виду, я тут расположился. Не наступите мне на сердце особенно. По ногам-рукам ходите на здоровье, а на грудь не давите. Спокойной ночи. Агитэ нахт!

Чтоб осознали, что я веселый и не со злом.

Заснул, как скошенный.

Проснулся от кукареканья. Только-только наступал свет. Не сразу вспомнил, где приткнулся. Когда вспомнил, обнаружил, что я в хате один. Остальное – пустота. А я ж так лег, что через меня не переступишь. Старым людям – никак. Дверь загородил. Окна закрытые. А хоть бы открытые – не протиснуться. Крохотные. Фортки, можно сказать, а не окна.

Дело простое, партизанское – погреб. Нашел сразу. Откинул крышку, спустился. Жердинки тонкие, тертые-перетертые. Никого. Картошки немного, подгнила, буряк, лук косичками.

Набрал продуктов за пазуху. Поднялся, решил, что все-таки ушли поверх меня. По хозяйству. К курам.

В сарайчике никого не обнаружил. Прихватил пару яиц. Не удержался, выпил одно на ходу. Приметил дрова. Какие попало, но жечь можно.

Печка холодная, один пепел. Выгорело давно.

В общем, занялся жизнью как таковой. Воды немножко в ведре. Несвежая, но ничего. И так и дальше.

Поел. Опять заснул. Теперь на лежанке.

Проснулся – опять никого. Часов у меня не было. У Янкеля были. Он мне время говорил. А тут я не знаю сколько.

Опять поел. Показалось мало. Спустился в погреб за картошкой. Шарю в поисках пригодной.

И тут слышу звуки. Вроде кто-то кашляет. Я наверх – никого. Опять вниз – кашляет. Давится, а кашляет.

В общем, бегал я таким манером раза три. А оно кашляет и кашляет.

Нигде, как в погребе.

Говорю громко:

– Знаете что, дураки вы старые! Не вы первые, не вы последние, тайники в погребе делать. Выбирайтесь! А то закашляетесь до смерти. Я ж вас предупредил, что я с добром. Сейчас не война. А я не полицай и тем более еврей. А хоть и кто. Выходите, я все равно найду! А вы уже и задохнетесь от старости. Вылазьте! Я б вам по-еврейски сказал, но слова забыл. Честное слово, забыл! Повода не было. Кругом крепкая советская власть. Не бойтесь!

И начал стены обстукивать и ногой толкать.

Хитрость оказалась в том, что старики спрятались не вбок, как обычно делают, а еще глубже под землю. У них там под погребом оказалась еще глубокая яма. И крышка замаскирована – к ней прибита старая бочка. Небольшая бочка. С тряпьем и мусором. Они эту бочку вместе с крышкой поднимали немного в сторону и в землю уходили. И на этот раз так же. Откуда силы? Оттуда. С-под земли.

Появились. Старуха за горло держится и бухикает. Старик ее держит поперек, сам вперед выступает.

Говорит:

– Аид?

– Аид, аид! Всё бы вам аид… Идите уже! Аиды…

Наверху я их рассмотрел. Старуха и правда похожая на ведьму. Беззубая, худющая. Высоченная, как если для женщины. Старик маленький. Видом получше. Но красоты мало. Мало красоты. Ничего, состояние сносное.

Старуха не переставала кашлять.

Спрашиваю:

– Болеете?

Она посмотрела на мужа.

Он за нее ответил: