- Смотри-ка, на что ты способна! - удивлялся Дэмон. - Пора уже тебе бросить якорь, девица! - Она встала, густо покраснела и смутилась. - Ну-ну, не робей! Этот камарад тебе нравится, правда? - осклабился Дэмон.
- Нравится, - просто ответила она и пошла закрыть окно и спустить жалюзи.
От печки по светлой комнате разливалось тепло.
- Хорошо тут у вас, дети, - одобрил Дэмон, грея руки у печки. - Так бы и остался с вами.
- Нет уж, уходи, - быстро возразила она.
- Сейчас, голубушка, - почему-то по-русски ответил Дэмон, ухмыляясь. - Мне... тоскливо мне без людей. Смотри-ка, а приятель твой молчит, как убитый. Постой, сейчас я его уговорю...
Она вдруг вспыхнула:
- Нечего его уговаривать! Пусть будет какой есть!
Дэмон поднял мохнатые брови, изображая преувеличенное изумление:
- Что-о-о? Да ты уж... не влюби...
- А тебе какое дело? - перебила она, блеснув глазами. Кому ты тут нужен?
Он беззвучно захохотал, прислонясь к печке.
- Знала бы ты, как это тебе к лицу! Ах, девка, девка, значит, и на тебя нашло всерьез? А ну, покажись!
Он хотел взять ее за подбородок - она отшатнулась, бледнея от гнева, оскалилась.
- Что? Даже кусаться готова? С кем же это ты вчера опять была, что так... Ага, вспомнил: с Россо, верно?
- Неправда! - крикнула она со слезами в голосе.
- Оставьте ее, - резко сказал Прокоп.
- Ну-ну, это я просто так, - примирительно проворчал Дэмон. - Ладно, не буду вам мешать. Доброй ночи, дети.
Он, пятясь, прижался к стене; и, прежде чем Прокоп поднял глаза, исчез.
Прокоп придвинул стул к гудящей печке, засмотрелся в огонь; даже не оглянулся на девушку. Только слышал, как она нерешительно, на цыпочках, ходит по комнате, что-то запирает, устраивает; но вот больше делать нечего, и она остановилась, молчит...
Дивна власть пламени и текучих вод; засмотрится человек и потеряет себя, застынет; и уже не думает ни о чем, ничего не знает, не ворошит память, но в нем воскресает все, что было, что пережито - воскресает без формы, без времени.
Стукнула об пол сброшенная туфелька, стукнула другая; значит, разувается. Иди спать, девушка; уснешь, и я посмотрю, на кого ты похожа. Она тихонько прошла через комнату, остановилась; опять поправляет что-то - бог ведает, отчего ей хочется, чтоб было здесь чисто и уютно. И вдруг она бросилась перед ним на колени, протянула к его ноге точеные руки:
- Хочешь, я сниму с тебя башмаки? - сказала тихо.
Прокоп взял ее голову в ладони, повернул к себе.
Красивая, податливая и странно серьезная.
- Ты знала Томеша? - спросил он хрипло.
Она подумала, отрицательно покачала головой.
- Не лги! Ведь ты... ты... Есть у тебя замужняя сестра?
- Нету. - Она вырвала голову из его рук. - Зачем мне лгать?, Я все скажу, вот нарочно скажу, чтоб ты знал... на-роч-но... Я-я испорченная девчонка... - Уткнулась лицом в его колени. - Все меня, все до еди-ного... так и знай...
- И Дэмон?
Не ответила, только содрогнулась.
- Ты мо... можешь ударить меня ногой, ведь я... ооо, нн-не касайся меня! О, ес-ли бы ты знал... - И ее свела судорога.
- Перестань! - терзаясь, воскликнул Прокоп и насильно поднял ей голову. В глазах ее было столько, муки и отчаяния, что они казались зияющими провалами. Он отпустил ее со стоном: в ней было такое сходство с той, что у него перехватило дыхание.
- Молчи, молчи хотя бы... - сдавленным шепотом попросил он.
Она снова прижалась лицом к его коленям.
- Нет, позволь мне, я должна вс-се... Я... ведь я начала, когда мне было три... тринадцать...
Он зажал ей рот ладонью; а она кусала эту ладонь, бормоча свою ужасную исповедь сквозь его пальцы.
- Замолчи! - кричал он, но слова помимо ее воли рвались наружу, зубы стучали, и она, вся дрожа, говорила, говорила, запинаясь... Он с трудом заставил ее замолчать.
- Ооо, - стонала она. - Если бы ты... знал, что... люди... что они де-ла-ют! И каждый, каждый был со мной так груб... словно я... не то что животное, а меньше чем камень!
- Перестань, - в ужасе твердил Прокоп и, не зная, что делать, гладил ее по волосам трясущимися изуродованными пальцами. Она вздохнула, успокаиваясь, и замерла; он чувствовал горячее дыхание, биение жилки в ее горле.
Вдруг она тихонько хихикнула.
- Ты думал, я сплю... там, в машине! А я не спала, я только притворялась нарочно... все ждала - ты начнешь... как другие... Ты ведь знал, кто я, какая я... Но... ты хмурился и держал меня, как будто я маленькая девочка... как будто я... какая-нибудь... святыня... - Слезы брызнули у нее сквозь смех. - И я, не знаю почему, вдруг... так обрадовалась, как никогда, никогда... и я гордилась... и ужасно стыдно мне было, и все же... так мне было чудесно... Всхлипывая, она целовала его колени. - Вы... вы даже не разбудили меня... и уложили... как святыню... и ноги прикрыли и ничего не сказали. - Тут она совсем расплакалась. - Я буду... служить вам, позвольте, позвольте мне... я сниму вам ботинки... И пожалуйста, прошу вас, не сердитесь, что я притворялась, будто сплю! Прошу вас...
Прокоп попытался поднять ее голову: она покрыла поцелуями его руки.
- Ради бога, не плачьте! - вырвалось у него.