Крах империи евреев

«Постоянной причиной, вызывающей антисемитизм, по нашему мнению, была та особенность еврейского народа, вследствие которой он, не имея ни своей территории, ни своего языка и будучи разбросанным по всему миру, тем не менее (принимая живейшее участие в жизни новой родины и отнюдь ни от кого не обособляясь) оставался национально-государственным организмом. Действительно, всякого рода «конституции» и «законодательства» – только внешнее закрепление ряда явлений чисто-психологических, и не эти «клочки бумаги» определяют наличность национальности и государства, а ряд чисто-психологических социально-нравственных переживаний. А эти переживания налицо у евреев не в меньшей, а в большей степени, чем у народов, обладающих своим языком и своей территорией; эта особенность евреев, как мы увидим, удовлетворительно объясняется своеобразием древней истории евреев. Однако, эта особенность осталась непонятой не только «хозяевами» евреев, но и учеными исследователями из среды самого еврейства…Фрейденталь готов считать основой национальной самобытности – язык…Р. Г. Леви категорически заявляет, что нет еврейского народа, а есть только граждане различных государств, исповедующие Моисеев закон («как нет ни «католического народа», ни «протестантского народа», так нет и «еврейского народа»»)… Точно так же для не-еврееев этот факт остался непонятным: любопытно, что, например, Блудау характеризует чувство, связывающее евреев разных стран, как «земляческое» (landsmannschaftliche). А между тем, те психологические переживания, которые налицо у каждого нравственно-здорового еврея, могут быть охарактеризованы только как государственно-национальные».

«Естественно, что не-евреи не могли ни понять, ни признать этого факта. Если язык и территория – conditio sine qua non (необходимое условие) всякого национального чувства, то свое еврейское национально-государственное чувство у живших внутри эллинского общества евреев диаспоры должно было представляться им как преступность, как нравственное вырождение».

Резюмируя отношение нееврейского населения (термин Лурье) к анализируемым им характеристикам евреев, Лурье пишет: «Взгляды древних, будто еврейство проникнуто враждой к иноземцам (misoxenia, misanthropia), сопоставлены много выше… Не менее обычен в древней литературе взгляд, по которому всемирное еврейство представляет собой, несмотря на свою скромную внешность, страшный «всесильный кагал», стремящийся к покорению всего мира и фактически уже захвативший его в свои цепкие щупальца», а далее следуют ссылки на Страбона, Цицерона, Сенеку, книгу «Юдифь». Очень точно отметил автор, что отношение евреев ко всем окружающим было как к «иноземцам», а отношение окружающей среды к ним как к «всесильному кагалу, захватившему мир в свои щупальца». Это и есть отношения между государственным служащим в колониях и местным населением. Они с годами нисколько не изменились.

Однако у ряда перечисленных Лурье авторов, начиная с Гекатея из Абдер, мы напротив находим положительный отклик на тенденцию евреев следовать «национальным традициям» и «законам предков». Не случайно Иосиф Флавий, обращавшийся в основном к не еврейскому читателю, с гордостью пишет об этой особенности евреев. Страбон упоминает о допущении автономии еврейских общин властями Египта и области Kирены. При этом, как мы видим, отношение к евреям действительно формируется на основе «фобического мистифицирования» (выражение П. Шефера) представлений о евреях, проистекающего из иррационального страха перед ними, как господствующей общностью.

В кругу историков общеизвестно, что в эпоху традиционного христианства не национальный, а религиозный аспект принадлежности к еврейству был основным «раздражающим фактором». Лурье в ответ на это, справедливо указывает, что само по себе «своеобразие еврейской религии не могло, при веротерпимости общества, служить причиной антисемитизма» и приводит ряд примеров, подтверждающих, что «евреи сплошь и рядом делали все возможное, чтобы избежать обострения религиозного антисемитизма». Если, например, евреи не принимали участия в не еврейской трапезе из-за не кошерности пищи, то такая их черта, конечно, не вызывала восторга и рассматривалась как варварски-ксенофобическая, но и не приводила в тупик, ибо ограничения такого рода наблюдались и у других народов. Если же евреи, ради «дружбы и сотрудничества», приходили на не еврейскую свадьбу, но со своей пищей, то и это не должно было вызывать недоумения, подозрения и недоверия. Кроме того, среди евреев было немало «вольнодумцев», пренебрегавших любыми ритуалами включая даже обрезание (об этом с негодованием пишет Филон Александрийский). Так что и, так называемый «религиозный фактор», тут не причем.

Рассмотрим еще одну версию «не любви» к евреям, как к «чужакам». Как не покажется это парадоксальным, но причина такого отношения к касте финансистов в их просветительской миссии.