Читаем Крах империи евреев полностью

Другими словами, этого монаха впечатлил не столько сам факт, что эти индейцы могли читать и писать или обладали библиотеками, битком набитыми книгами и свитками. Его поразила идея, что за счет тонкого манипулирования периодами времени (десятилетиями, столетиями), либо при помощи ссылки на некую книгу с табличными расчетами таких периодов, любой мог рассчитать, скажем, когда именно в Испании свирепствовала «черная смерть» и через сколько лет после этого произошло изгнание мавров. Диего де Ланда нашел эту идею чудесной и, несомненно, правдивой, тем самым, изменяя господствовавшей тогда историографической парадигме средневековой Европы.

Даже и впоследствии не совсем ясно, стал ли де Ланда понимать саму концепцию истории, хронологии и календарей, поскольку на момент написания своей книги он по-прежнему считает, что история имеет нечто общее с катунами». (Янек Петронь, «Некоторые мысли об Анатолии Фоменко», Арт&Факт).

Партикуляризм общественной жизни проявлялся и в системах отсчета времени.

Он еще долго не был изжит и после перехода к механическому измерению времени, каждый город имел свое время. Но этот новый способ определения времени содержал возможность унификации его, и с переходом контроля над временем к государственной власти она стала выдавать свои часы за единственно верные и навязывать их всем подданным. Локальное время разъединяло, тогда как общегосударственное, а затем и зональное время сделалось средством сплочения, усиления связей. Возникает единое темпоральное мышление. Однако неоднократно высказывавшаяся историками мысль о том, что предшествующий этап истории характеризовался «безразличием ко времени», приемлема лишь с оговоркой: средневековье было безразлично ко времени в нашем, современном его понимании, но оно имело свои специфические формы его переживания и осмысления. Люди средних веков не безразличны ко времени, но они мало восприимчивы к изменению и развитию.

Стабильность, традиционность, повторяемость – в этих категориях двигалось их сознание, в них же осмыслялось то действительное историческое развитие, которого они так долго не могли ощутить.

Вот мысль, высказанная автором эпохи Ренессанса. Слова Альберти перекликаются с обращением Сенеки к Луцилию: «Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, но и его кто хочет, тот и отнимает». Новое отношение ко времени с предельной силой обнаружилось в конце ренессансной эпохи, в поэмах Джона Донна и у Шекспира. «Время вывихнулось, – восклицает Гамлет. – О, проклятье, я был рожден для того, чтоб его вправить!» Борьба за время достигала в средние века интенсивности, немыслимой для предшествующих эпох человеческой истории.

В церквях, в домах, во дворцах и домах богатых горожан появляются часословы – книги часов. Часословы начинались с календаря, который обычно сопровождался изображением трудов и развлечений в различные времена года и знаками зодиака, затем следовали наставления из евангелий, молитвы и т. д. приуроченные к определенному часу. Час это первоначально название церковной службы, – отсюда и название – «часослов». Украшенный драгоценными миниатюрами, одетый в великолепный переплет, часослов был в то время излюбленным подарком, предназначенный для особо торжественных случаев: бракосочетания, рождение первенца и т. д. Он становился семейной реликвией, любимой книгой, которой обращались не только из благочестия, но и как к источнику эстетического наслаждения. Кроме того, часослов содержал ряд необходимых сведений практического содержания по астрономии, астрологии, медицине и т. д., что делало его своеобразной домашней энциклопедией. В часословах отражалось мироощущение людей Возрождения, новое отношение к окружающему миру, те новые веянья, которые несли в народные массы просветители на заре новой цивилизации. Братьями Лимбургами создаются миниатюры «Времена года», для «великолепного часослова герцога Беррийского». Кроме того, что этот часослов объяснял, что кроме лета и зимы есть еще осень и весна, неизвестные до новых веяний, он содержал точные астрономические таблицы, по которым можно было вычислить новолуние для любого года, узнать продолжительность любого дня до минуты.



Миниатюры учили, как сеять и убирать хлеб, какими должны быть лошади для верховой езды и на каких работать в поле. Рассказывали об охоте, об орудиях труда, утвари, костюмах.

Это была тотальная идеологическая обработка масс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии