Другими словами, этого монаха впечатлил не столько сам факт, что эти индейцы могли читать и писать или обладали библиотеками, битком набитыми книгами и свитками. Его поразила идея, что за счет тонкого манипулирования периодами времени (десятилетиями, столетиями), либо при помощи ссылки на некую книгу с табличными расчетами таких периодов, любой мог рассчитать, скажем, когда именно в Испании свирепствовала «черная смерть» и через сколько лет после этого произошло изгнание мавров. Диего де Ланда нашел эту идею чудесной и, несомненно, правдивой, тем самым, изменяя господствовавшей тогда историографической парадигме средневековой Европы.
Даже и впоследствии не совсем ясно, стал ли де Ланда понимать саму концепцию истории, хронологии и календарей, поскольку на момент написания своей книги он по-прежнему считает, что история имеет нечто общее с катунами». (Янек Петронь, «Некоторые мысли об Анатолии Фоменко», Арт&Факт).
Партикуляризм общественной жизни проявлялся и в системах отсчета времени.
Он еще долго не был изжит и после перехода к механическому измерению времени, каждый город имел свое время. Но этот новый способ определения времени содержал возможность унификации его, и с переходом контроля над временем к государственной власти она стала выдавать свои часы за единственно верные и навязывать их всем подданным. Локальное время разъединяло, тогда как общегосударственное, а затем и зональное время сделалось средством сплочения, усиления связей. Возникает единое темпоральное мышление. Однако неоднократно высказывавшаяся историками мысль о том, что предшествующий этап истории характеризовался «безразличием ко времени», приемлема лишь с оговоркой: средневековье было безразлично ко времени в нашем, современном его понимании, но оно имело свои специфические формы его переживания и осмысления. Люди средних веков не безразличны ко времени, но они мало восприимчивы к изменению и развитию.
Стабильность, традиционность, повторяемость – в этих категориях двигалось их сознание, в них же осмыслялось то действительное историческое развитие, которого они так долго не могли ощутить.
Вот мысль, высказанная автором эпохи Ренессанса. Слова Альберти перекликаются с обращением Сенеки к Луцилию: «Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, но и его кто хочет, тот и отнимает». Новое отношение ко времени с предельной силой обнаружилось в конце ренессансной эпохи, в поэмах Джона Донна и у Шекспира. «Время вывихнулось, – восклицает Гамлет. – О, проклятье, я был рожден для того, чтоб его вправить!» Борьба за время достигала в средние века интенсивности, немыслимой для предшествующих эпох человеческой истории.
В церквях, в домах, во дворцах и домах богатых горожан появляются часословы – книги часов. Часословы начинались с календаря, который обычно сопровождался изображением трудов и развлечений в различные времена года и знаками зодиака, затем следовали наставления из евангелий, молитвы и т. д. приуроченные к определенному часу. Час это первоначально название церковной службы, – отсюда и название – «часослов». Украшенный драгоценными миниатюрами, одетый в великолепный переплет, часослов был в то время излюбленным подарком, предназначенный для особо торжественных случаев: бракосочетания, рождение первенца и т. д. Он становился семейной реликвией, любимой книгой, которой обращались не только из благочестия, но и как к источнику эстетического наслаждения. Кроме того, часослов содержал ряд необходимых сведений практического содержания по астрономии, астрологии, медицине и т. д., что делало его своеобразной домашней энциклопедией. В часословах отражалось мироощущение людей Возрождения, новое отношение к окружающему миру, те новые веянья, которые несли в народные массы просветители на заре новой цивилизации. Братьями Лимбургами создаются миниатюры «Времена года», для «великолепного часослова герцога Беррийского». Кроме того, что этот часослов объяснял, что кроме лета и зимы есть еще осень и весна, неизвестные до новых веяний, он содержал точные астрономические таблицы, по которым можно было вычислить новолуние для любого года, узнать продолжительность любого дня до минуты.
Миниатюры учили, как сеять и убирать хлеб, какими должны быть лошади для верховой езды и на каких работать в поле. Рассказывали об охоте, об орудиях труда, утвари, костюмах.
Это была тотальная идеологическая обработка масс.