Как мы уже отметили выше, в определенных слоях общества назрела срочная, жизненно важная нужда вернуться к «свежести первооснов». Нужда эта определялась тем, что каста кормильцев, определенно почувствовала вкус власти и решила властвовать сама, слегка делясь плодами с главного стола с кастой духовенства и отодвигая в тень касту воинов. Мысль эта пришла в голову наместников и городских голов не сама по себе, а долго культивировалась в этой среде кастой экономистов, решивших, что пора править им самим настала. Каста служащих экономической системы Империи решила взять бразды правления в свои руки, не скрываясь за широкой спиной главных правящих каст. Для этого из темного чулана истории был извлечена идеологема «золотого века». По словам философов и идеологов мятежных слоев, нельзя ли было вернуть этот золотой век, но возможно, вновь осмыслить то, как жили великие предки. Такой была программа реформ, являвшаяся заветной мечтой тех, кто сделал ставку на сепаратизм.
Слова Гианфреско Пико делла Мирандола (которого часто путают с его дядей Джованни), произнесенные в марте 1517 года, кратко подводят итог мыслям, которые терзали многих образованных людей того времени: «Для того чтобы одержать победу над врагами и вероотступниками, гораздо важнее восстановить падшую нравственность до ее древнего добродетельного состояния, чем вводить флот в Черное море». По мнению таких мыслителей, как Лютер (Виттенберг) и Кальвин (Женева), общество потеряло свое интеллектуальное наследие, общество, порвав со старой Верой, не дало народу новую, равную старой по силе убеждения. Центральная Имперская власть стала вероотступницей и потому право на саму эту власть потеряла. В виду этого надо выхватывать из ее ослабевших рук знамя власти и нести его каждому народу самому.
Настала пора возрождения идеалов «золотого века». Те основные идеи, которые, по мнению Лютера и Кальвина, лежали в основе старой веры и практики, были заслонены, если не полностью извращены рядом средневековых наслоений. При этом никто и не собирался возвращать Веру в Богиню-Мать, просто под этим лозунгом начинался этап взращивания разного рода угодных на местах религий.
По мнению этих мыслителей, настало время преобразований, направленных на то, чтобы вернуться к более «чистому и свежему» христианству, которое манило их из глубины веков, как вера сына этой самой Божьей Матери. Реформаторы поднимают на щит призыв гуманистов: «назад к источникам», назад к золотому веку, чтобы вновь утвердить свежесть, чистоту и жизнеспособность, потерянную в период застоя и разложения. Литература того периода, несомненно, рисует картину растущего разложения и недееспособности, указывая на степень нужды в реформах, которую испытывала общество в период позднее средневековья. Однако, здесь следует сделать предупредительное замечание о манере толкования этих источников. Вполне возможно, что они отражают не столько ухудшение реального положения в указанный период, сколько увеличение требований, выдвигаемых реформаторами, то есть по сути своей является пропагандистской литературой.
Однако, кто же мог реформировать общество? К концу первого десятилетия шестнадцатого века коренной сдвиг власти был, в основном, завершен. Власть касты воинов практически была потеряна, власть каты духовенства уменьшилась, а власть светских правителей Европы увеличилась. В 1478 году была учреждена, так называемая, Испанская Инквизиция, имевшая власть над духовенством и военно-монашескими орденами. Кем учреждена? Нам говорят Римской церковью, Ватиканом, но управление этой системой судов было возложено не на папу, а на испанского короля.
Болонийский Конкордат предоставил французскому королю право назначать высшее духовенство французской церкви и тем самым непосредственно управлять этой церковью и ее финансами. По всей Европе способность духовенства провести реформу постепенно уменьшалась. Это уменьшение власти касты жрецов, однако, не привело к уменьшению власти поместных или провинциальных отделений духовенства, которые продолжали оказывать большое влияние на свои народы. Уменьшилась в этот период именно способность контролировать местную или, уже именующую себя национальной, власть. В связи с вышесказанным важно отметить то, как протестантские реформаторы вступали в союз с региональными гражданскими властями, чтобы привести в исполнение свою программу реформ. Лютер обратился к германскому дворянству, а Цвингли – к городскому совету Цюриха, указывая на взаимные выгоды от таких действий.
Реформация на континенте проходила под знаком симбиоза реформаторов и государственной (или гражданской) власти, причем каждая сторона полагала, что Реформация принесет взаимную пользу. Реформаторов особенно не заботило то, что своими теориями о роли государства и «благочестивого князя» они увеличивали власть своих светских правителей: важно было то, что эти светские правители поддерживали дело Реформации, даже если цели, которые они при этом преследовали, были не всегда достойны похвалы.