Крах плана Шлиффена. 1914 г.

Единственная реальная поддержка французов заключалась в скорейшем и безостановочном продвижении русских в глубь германской территории, чтобы вынудить германское Верховное командование потерять голову и начать переброски с Запада – «наступление русской армии в Восточной Пруссии принесло быстрое облегчение, навязав Германии войну на два фронта и косвенно способствовав победе на Марне в сентябре»[256]. Генерал Самсонов был обречен на наступление, отлично понимая, что противник, если захочет, все равно успеет уйти. Поэтому командарм-2 был одновременно обречен и на поражение, в случае перегруппировки германцев против 2-й армии, как это подразумевалось отработанным до войны оперативным планированием Шлиффена. Русский Генеральный штаб недооценил силу и масштабы сопротивления немцев в сражениях за Восточную Пруссию. Поэтому «и под Гумбинненом, и под Танненбергом русские войска были обречены на встречу с превосходящим количественно, качественно и технически врагом. Судьба наших первых поражений была решена»

[257]. Недаром уже после войны русские участники с горечью писали, что немцы еще перед войной говорили, что «при столкновении с русскими германское командование сможет осмелиться на маневры, которые оно не позволило бы себе против другого равного противника»[258]

.

Военные учения графа Шлиффена исходили из «естественности» схемы русской операции по вторжению в Восточную Пруссию. Русский Генеральный штаб знал об этих учениях, но, тем не менее, как бы «подыграл» немцам, действуя таким образом, что наступление русских армий самым идеальным образом вписалось в шлиффеновскую схему. Почему русское командование не смогло найти какого-то нетривиального варианта операции – вопрос к Ю.Н. Данилову (автору предвоенного планирования) и Я.Г. Жилинскому (автору воплощения идеи наступления на практике в условиях войны). Командармы не смогли (да и могли ли вообще?) вырваться из заранее заданной схемы действий, а высшие руководители и штабы своей некомпетентностью всемерно облегчили немцам разгром армий своего Северо-Западного фронта по частям.

Мифология поражения стала создаваться почти сразу же, в том числе и военнослужащими, попавшими в плен в ходе Восточно-Прусской наступательной операции. Принципы объяснения поражения носили стандартную цепь рассуждений: «Первоначально главной причиной катастрофы участники назвали спешку при мобилизации и продвижении в глубь Германии. Собственное поражение они пытались оправдать указанием на чужое предательство – бездействие Неманской армии после ее первых успешных столкновений с противником. Позднее была сформулирована более значимая моральная трактовка – долг союзнической верности. Пленные генералы акцентировали внимание на том, что ускоренное в интересах Франции продвижение привело к нехватке вооружения в решающем сражении»[259].

Следует сказать не только о субъективных – ошибки командования фронтового, армейского и корпусного звеньев управления войсками, но и об объективных причинах поражения 2-й русской армии под Таннебергом. Одним из вящих факторов германского превосходства на поле боя явилось преимущество врага в огневом отношении. Как утверждает Н.Н. Головин, поражение русского Северо-Западного фронта в Восточно-Прусской операции «всецело обусловливалось подавляющим преимуществом германцев в числе батарей»[260]

. Разумеется, русское командование отлично знало о немецком артиллерийском превосходстве (особенно в тяжелой артиллерии). Однако штаб фронта ничего не сделал, чтобы использовать единственное преимущество – живую силу, для чего требовалось как можно скорее объединить армии Северо-Западного фронта. Так, только против войск А.В. Самсонова в районе окружения германцы имели 714 орудий против 456 русских.

Оперативное планирование Ю.Н. Данилова имело массу изъянов и недостатков. Неслучайно многие русские военачальники высказывались против этой операции, справедливо считая ее авантюристической. Многие предлагали сосредоточить главную массу сил против Австро-Венгрии, чтобы вывести ее из войны, однако поражение Австро-Венгрии никоим образом не может быть приравнено к капитуляции Франции. Русские не могли не наступать в Восточную Пруссию крупными силами: к этому русскую армию вынуждала общесоюзная стратегия, ибо мировая война неизбежно носила общекоалиционный характер. Верен в своей мысли А.А. Керсновский: «Идея удара по Германии была правильна. Для общего хода войны важно было облегчить французов как можно скорее, а этой срочности можно было добиться лишь непосредственным ударом войсками Северо-Западного фронта… Историческое оправдание поспешного восточнопрусского похода именно в том, что он заставил Германию ослабить армии Бюлова и фон Гаузена уже на 21-й день мобилизации. Действия Северо-Западного фронта должны были быть энергичными и должны были создать у немцев впечатление о колоссальном перевесе наших сил»[261].