Крах всего святого

Лягва сделал неуверенный шаг вперед, а Жинель перехватил меч двумя руками — как вдруг полог ближайшего шатра раскрылся и сквозь тяжелую ткань на свет выбрался сам Северин, одетый лишь в легкие холщовые штаны, развевающиеся на ветру будто парус, да высокие сапоги из грубой кожи. Возрастом он явно перевалил за четвертый десяток, и пускай живот его уже чуть свисал над поясом, но руки, бугрящиеся мышцами, походили на два бревна, а широченной груди позавидовали бы и атлеты, выступающие на ярмарках.

— Что тут происходит? — спросил он, обводя чуть не вспыхнувшую драку заспанными глазами.

— Ничего интересно, Северин. Одна мелкая сучка, — Лягва бросил уничижительный взгляд на Катрин, наблюдающую за ними из-за ближайшего дерева, — пролила на меня вино, а ее дружок вздумал мне угрожать.

— Вот как? — рыцарь поднял одну бровь и вдруг улыбнулся; широко и даже с первого взгляда почти дружелюбно, но в глазах его заплясали недобрые огоньки. Этьен вдруг подумал, что с такой улыбкой волк смотрит на овечку, которую желает задрать. — И что с того?

— Как что, Северин, — чуть растерялся Лягва, оглянувшись на приятелей в поисках поддержки, но те лишь переминались с ноги на ногу, обмениваясь быстрыми взглядами. — Ведь…

— То есть ты хочешь сказать, — Броди говорил спокойным ровным голосом, но в нем отчетливо слышалась еле скрываемая закипающая ярость, — что решил затеять драку, да не с кем-нибудь, а с королевским оруженосцем, из-за пятна на портках, да пары бранных слов? Я правильно тебя понимаю?

— Но Северин…

— Напомни, что я наказал вам делать? — рыцарь шагнул к Лягве.

— Сидеть тише воды, — пробормотал тот.

— То есть ты это все же запомнил? — Северин сделал еще один шаг, встав к нему почти вплотную.

— Да, но…

Этьен не успел и моргнуть глазом, как левая рука Броди взлетела хлыстом, а вслед за ней щелкнула правая — спустя мгновение Лягва уже скрючился на земле, держась руками за разбитое лицо. Переглянувшись, прочие воины уселись обратно за стол — и вскоре опять принялись за еду и разговоры, будто ничего и не случилось. Развернувшись, Северин молча прошел к своему шатру и скрылся внутри; Этьен же поискал глазами Катрин — но девочки и след простыл.

— Пойдем, — Жинель положил руку на плечо мальчика, увлекая за собой. Оглянувшись, тот увидал, как Лягва, сидя на земле, провожает его тяжелым взглядом, ощупывая опухшую скулу.

— А вот тебе и новый урок, — криво усмехнулся Жинель. — Притом довольно важный. Поздравляю с первым врагом — с этого дня тебе придется отрастить глаза на затылке.

— Чтобы увидеть, если тот захочет вызвать меня на бой?

— Скорее, чтобы не увидеть в ней рукоять ножа.

Глава 14

Однажды крестьянин обратился к одному из пророков: Однажды крестьянин обратился к одному из пророков:

— Скажи, о мудрейший из живущих, правда ли Он создал все в этом мире? — Скажи, о мудрейший из живущих, правда ли Он создал все в этом мире?

— Ты прав, — ответил пророк. — Ты прав, — ответил пророк.

— Так значит и Он же сотворил болезни и лекарства от них? — Так значит и Он же сотворил болезни и лекарства от них?

— Хворь ранит наше тело, а грех — душу. Мед исцелит недуг, а молитва — разум. — Хворь ранит наше тело, а грех — душу. Мед исцелит недуг, а молитва — разум.

— Но зачем же тогда нужен лекарь? — с недоумением спросил крестьянин. — Но зачем же тогда нужен лекарь? — с недоумением спросил крестьянин.

— Дабы воля Его была воплощена людскими руками. — Дабы воля Его была воплощена людскими руками.

Арраканская притчаАрраканская притча

Всюду, куда ни кинь взгляд — тьма, убаюкивающая точно мягкая перина. Матиас парил в ней будто птица на потоках воздуха одновременно и падая и взлетая. Ни тревог, ни единой мысли — лишь спокойствие и умиротворение. Точно все, что хоть как то тревожило его ранее, вдруг стало малым и незначительным, как песчинка под ногами. «Видимо это и есть царство небесное», — успел лишь подумать Моро, как вдруг темнота начала рассеиваться. Вдалеке показалась яркая точка — с каждым мгновением она все увеличивалась, приближалась, заполняя все вокруг нестерпимо ярким светом и… открыв глаза, Моро увидел деревянный резной потолок своей спальни.

Во рту стоял какой-то странный привкус, а язык — сухой и шершавый как жухлый лист — прилипал к небу. Приподняв голову, Моро огляделся — прямо по левую руку от него находился невысокий табурет, а подле на круглом столике вперемешку лежали самые разные вещи: несколько железных инструментов с крючками и лезвиями, покрытых засохшей кровью, небольшая бронзовая тарелочка с парой очищенных сваренных яиц, горсть соли, пучок едко пахнущих трав, медный графин, пара глиняных чаш и бесчисленные ряды минералов и гладких камешков.