Часа за два жандармы перевернули весь дом — искали оружие. Офицер бил перчатками Игната Ивановича по лицу и требовал назвать адреса явочных квартир, но тот лишь хохотал, будто сумасшедший. Наверное, он понял, что вышла ошибка и его спутали с хозяином.
Пергаменщикову вдруг стало неуютно и боязно под лестницей. Офицер же неистовствовал:
— Ты мне сейчас все скажешь! А ну, спустите с него штаны! — Он вытащил саблю. — На пятаки порублю! Все равно без надобности!
— Это как — без надобности?! — обиделся и взъярился приказчик, отбиваясь ногами от жандармов. — Полегше, вашбродь, а то сабельку сломаешь!
Видно, ему надоело валять дурака, да и опасно уже было. Игнат Иванович признался, что он всего‑навсего приказчик и любовник хозяйки. Приказчика вытолкнули на улицу, а жандармы уже в который раз пошли обыскивать комнаты, В это время из спальни появилась хозяйка, заговорила с офицером, и Пергаменщиков в тот же миг понял, что с минуты на минуту жандармы доберутся до лестницы, свяжут его и уведут. И никто со Скопидомки даже не увидит, как он пострадает за народ. Щемящий и тоскливый холод прошиб с головы до пят, тело ослабло, сделалось дряблым и неуправляемым. Пергаменщиков подломился в коленях и вывалился из-под лестницы.
Детские раны быстро зарастают. Уже через две недели рассеченные «гирькой» лоб и бровь затянулись, и когда свалилась короста, остался розовый шрам. Однако и он сыграл свою роль: их с Сашей, похожих друг на друга как две капли воды, наконец перестали путать.
Случай этот на покосе перевернул жизнь близнецов Березиных. Саша забросил книги и стал всюду ходить с Андреем. Он же посоветовал вооружиться, поскольку свободненские парнишки обязательно захотят отомстить им за угнанных на каторгу отцов. В доме, кроме охотничьих ружей и столовых ножей, другого оружия не было, однако Саша вспомнил о дедовых дуэльных пистолетах, которые хранились в запертом шкафу. Братья не осмелились бы на сей раз открывать замок гвоздем, но речь шла о жизни и смерти, поэтому, имея опыт, Андрей вскрыл шкаф, и они вооружились. Правда, заряжать пистолеты было нечем, не оказалось пистонов, но и незаряженные они имели грозный вид, да к тому же откуда нападающим было знать, что в стволах?
Предсказания дяди — владыки Даниила — все больше оказывались несостоятельными еще и потому, что Андрея после ранения потянуло к тихим занятиям и к тем книгам, которые успел прочесть Саша. Вначале он читал поневоле (от подвижных игр кровоточила рана), а после незаметно втянулся, вошел во вкус и тайно жег по ночам свечи. Они словно бы поменялись ролями с братом: Саша ходил на рыбалку, пас лошадей с табунщиками, играл в лапту с березинскими мальчишками и постепенно становился защитником Андрея. По крайней мере хотел им быть. У него вдруг прорезался голос, окрепла всегда вялая рука и в глазах заблестело ребячье озорство.
Смена эта произошла так быстро, что дядя-владыка едва узнавал племянников. Однако другой дядя, Михаил, внезапно появившийся первый раз за многие годы, застал близнецов такими, какими они уже стали сейчас, и, не подозревая о скоротечных переменах, сразу же определил, что Андрею, хотя у него есть боевой шрам, следует идти в университет, а Саше — обязательно в кадетский корпус.
Дядя Михаил уже выслужился до чина штаб-офицера, командовал уланами в Твери и обещал, что на следующий год приедет и увезет с
собою Сашу. А пока он посадил близнецов на коней и занялся вольтижировкой. Саша ходил за дядей по пятам, восхищенно глядел на уланский мундир и окончательно был покорен, когда Михаил достал саблю Ивана Алексеевича и начал учить племянников рубке, ловко срезая макушки кустов. А когда заметил пустой футляр от дуэльных пистолетов и Саша признался, зачем они взяты, дядя приказал немедленно положить оружие на место, а взамен обещал научить стрелять из своего револьвера. Андрей чувствовал, что отстает от брата в военном искусстве, но даже не старался догнать его…8. В ГОД 1920…
Почти сутки лежал майский зазимок, и все это время над Уралом висела оторопелая тишина и туман, и лишь тужились, кряхтели под тяжестью мокрого снега деревья, будто старухи под коромыслами с полными ведрами, да старательный паровоз пыхтел и маялся на подъемах.
За Уралом неожиданно вспыхнуло солнце, горячий ветер налетел из степей, разнес туман, снег, и засияла освобожденная земля, зашелестели листья, и птицы наконец поднялись с гнезд, чтобы размять одеревеневшие крылья.
Этот ветер, напитанный запахом трав, будоражил память Андрея, рождал воспоминания, в которых было какое-то странное болезненное и стыдливое чувство, какое всегда хочется скрыть даже от самых близких людей. Он смотрел сквозь вагонное окно, и в каждом холме ему чудился курган, насыпанный над братской могилой.