– Он принадлежал моей сестре, Эмили, – сказал Бастьян. – Она дала его мне в день своей смерти. – Он набрал воздуха, который обжег ему легкие, когда произнес ее имя. – Я всегда ношу его с собой. Он придает мне сил.
Тишина воцарилась между ними на секунду. Селина ждала, что он скажет что-то еще, точно зная: никакие слова соболезнования все равно не помогут, даже спустя больше чем десять лет.
– Она умерла вместо меня. – Он силился скрыть боль за словами, как делал обычно. Пытался произнести все легко, так, чтобы никто не подумал, что его воспоминания до сих пор разрушают его нынешнюю жизнь.
Селина вопросительно посмотрела на него.
– Тебе не следует скрывать свои чувства, Бастьян. От меня не следует. Я обещаю, что никогда не стану тебя осуждать.
– И с чего это тебе давать подобное обещание мальчишке, которого ты едва знаешь?
– Думаю, ты знаешь почему. – Она не отвела взгляд.
И снова Бастьян почувствовал себя рабом. Вот где истинная сила. Сила, которая удерживает без слов.
В этот самый миг Бастьян решил, что не желает скрываться от Селины. Больше не желает. Когда она рядом, его боль перестает быть слабостью, которой могут воспользоваться враги. И становится силой, точно как хотела бы Эмили.
– Я чувствую себя… разбитым, когда думаю о своей сестре, – сказал он, его голос помрачнел от неконтролируемых эмоций. – Как будто мое сердце сделано из стекла и осколки вонзаются мне в грудь. – С каждым словом ему становилось легче. Вот она, правда, которая давно желала вырваться на свободу.
Селина кивнула, вдумчиво глядя на него.
– Разве не было бы здорово всем нам иметь сердца из алмазов?
– Которые невозможно разбить. – Губы Бастьяна исказила кривая полуулыбка.
В ее глазах он увидел ответ на вопрос.
– Нам не следует, – сказал он тихо.
– Это нас не остановит.
– Нет. – И все же Бастьян не мог не прикоснуться к ней. Не мог не позволить своим пальцам скользнуть по ее разгоряченной коже. – Остановит.
– Не остановит. А еще ты мне поможешь устроить засаду во время бала-маскарада.
– Не помогу.
Селина склонилась к его руке.
– Какой же ты лгун. – Она прижалась к нему всем телом, искра горела в ее взгляде. – И еще и трус, – прошептала она под его подбородком, отчего мурашки побежали у него по спине.
Прежде чем Бастьян успел снова возразить, Селина вытянулась на носочках и прижалась губами к его губам. Как только они соприкоснулись, она обмякла в его руках, растворяясь в нем. Он сдался, и весь мир вокруг них исчез. Когда она провела языком по его губам, Бастьян застонал, не в силах больше сдерживаться.
Это был не поцелуй во имя любопытства и не поцелуй во имя желания близости. Он был диким. Безрассудным. И Бастьян не мог поделать ничего другого, как ответить тем же. Он хотел этого с того самого вечера, когда они впервые встретились. Когда Селина схватила его за шейный платок. Когда уставилась на него, ожидая, что Себастьян Сен-Жермен испугается, – тогда-то она и украла его разбитое сердце.
Все в одно чудесное мгновение.
Бастьян поднял ее с пола, напрягся, когда ее ноги обняли его за талию. Он распахнул двойные двери и вошел с Селиной на руках, и они внезапно очутились в полнейшей тьме. Едва понимая, что где находится, он подошел к большой кровати дяди. Его охватил задор, горячий и быстрый. Дядя Нико, без сомнений, взбесится, узнав о таком неуважительном поведении.
Но оно того стоит.
Они рухнули на прохладные простыни. Бастьян шептал на испанском, покрывая шею Селины поцелуями, обещаниями, которые ни один смертный мужчина не может сдержать, и клятвами, как глупый поэт. Его пальцы вытащили шпильки из ее черных, как ночь, прядей, собранных в корону, те упали, и волосы рассыпались вокруг, как накидка из тьмы. Она сорвала пуговицы на его рубашке, и Бастьян улыбнулся, слыша, как рвется ткань, понимая, как оголяются его плечи.
– Мне нравилась эта рубашка, – проворчал он в ее ухо.
– Тогда прочти молитву за ее бессмертную душу.
Бастьян рассмеялся. Каждое прикосновение к ее коже, каждое движение рук сводило его с ума, заставляя желать ее еще больше.
Глубоко в подсознании Бастьян пытался понять, что это будет означать. Он мало чем рисковал, затащив Селину в кровать. Она же рисковала всем. Своей репутацией, своим будущим, возможно, даже своим благополучием. Об этом часто упоминала Одетта. О том, что это несправедливо.
Он подумал о том, чтобы остановиться, хотя ее юбка и была у него в руках.
– Селина…
– Бастьян… – Она выгнула спину, потянувшись к нему, ее ногти пробежали по его рукам, ощущение затмевало все перед его глазами. Он схватил ее за ноги под коленями, она изумленно ахнула.
Нет, он должен остановиться. Знает, что должен.
– Все в порядке?
– Да.
Его руки скользнули выше.
– А так? – Кровь стучала в его груди.
– Да.
Его большие пальцы коснулись нежной кожи у нее между ног.
– А… так?
– Бастьян, – Селина откинула назад голову, все ее тело дрожало, – пожалуйста, я… что?