Красавица и чудовище

В его взгляде не было ни страха, ни ужаса — но он тем не менее изменился, словно исчезла возведенная им броня, и он смотрел теперь в лицо своего противника ничем не защищенный.

— А Винсент? — В его голосе было страдание.

— Он тоже знает.

Отец вздохнул, его широкие плечи немного поникли.

— Я не хотел скрывать все это от него, — мягко произнес он, — я всего лишь хотел забыть сам. Он понял это?

— Да. — И затем: — Вам нечего стыдиться.

Он взглянул на нее, слегка удивленный тем, что это может ее заботить.

— Я и не стыжусь.

Несколько секунд они помолчали, и она поняла, что этот инцидент уже на самом деле ушел для него в прошлое.

— Это Маргарет послала за вами?

В его глазах появился живой блеск:

— Маргарет? Вы ее видели?

— Я пыталась, — ответила она, — но она больна, и к ней никого не пускают.

Его брови поползли к переносице:

— Она в больнице?

— Нет. Она дома.

Отец помолчал еще несколько мгновений, осмысливая это, пытаясь представить ее в обстановке ее дома… в обстановке, как поняла Катрин, знакомой ему. Он был в этом доме, все эти годы, когда в нем был жив тот человек на портрете с жестким выражением лица. Это была, поняла она, первая весточка от его жены после ее письма из Парижа тридцать пять лет тому назад.

— Она послала мне сообщение, — наконец произнес он.

— «Обломки моей памяти», — мягко процитировала она, и он снова взглянул ей в глаза, осмысливая, что именно эти слова привели ее к Маргарет… что Винсент должен был найти письмо. Еще после нескольких секунд молчания она спросила: — Вы не знаете, значат ли эти слова, что ей нужна помощь?

Он покачал головой:

— Не знаю. Я понял так, что она хочет снова меня видеть.

Ее руки переместились на папку на столе перед ней, тощую папку с обстоятельствами, которые привели его сюда.

— Кто такой был Алан Тафт?

— Друг, — грустно ответил он, — он защищал меня во времена «охоты на ведьм», рисковал своей собственной карьерой — мог тоже оказаться в черных списках, вы же знаете. Такие вещи делались тогда.

— Он был и адвокатом Маргарет?

— Он был нашим семейным адвокатом.

И он был убит, подумала Катрин. Убит кем-то, кто обыскал весь его офис. Убит — хотя это преступление было совершено вскоре после конца работы, когда еще была вероятность того, что в здании будут люди, по всей вероятности, тем, кого он достаточно хорошо знал и не стал звать на помощь.

Она коротко спросила:

— Вы знаете человека по имени Генри Даттон?

Отец помедлил с ответом, выискивая в своей памяти имена, образы людей из этих прошедших лет, и потом отрицательно покачал головой:

— Нет. А почему вы спрашиваете о нем?

— Я не уверена, но он, возможно, имеет отношение к делу, — сказала Катрин. — Но что еще вы могли бы рассказать мне о Маргарет? Может быть, это помогло бы мне разгадать загадку.

— Я даже не знаю, — медленно ответил он. — Она была так молода, когда я ее знал… и так прекрасна. С тех пор… прошла уже целая жизнь.

Катрин снова ощутила в себе прилив горячего сочувствия, больше, чем когда-либо, ей хотелось дотянуться через стол и пожать руку старика. Разумеется, это было невозможно — даже если бы между ними не было сетки, все происходящее, без всякого сомнения, запечатлевалось бесшумно работающими кинокамерами. Поэтому она только сказала:

— Я сделаю все, что смогу. Прежде всего я сообщу Винсенту, что нашла вас и с вами все в порядке. — Она нажала кнопку с ее стороны стола, вызывая охранника, и поднялась, собирая бумаги.

Прежде чем дверь за спиной Отца открылась, впуская представителей власти, Катрин успела сказать:

— Вы знаете, она больше никогда не выходила замуж.

И Отец глазами поблагодарил ее, в то время как охранник выводил его из комнаты.

Винсент взял у Дастина небольшой пластмассовый патрон и отвинтил его крышку. В сообщении, которое Паскаль выстукал для него по трубе, значилось только: «Срочное сообщение получено Уолл-стрит туннель ФР-ПР». Условное сокращение Паскаля «Уолл-стрит туннель ФР-ПР» обозначало неиспользуемую линию частного метро, когда-то подходившую к снесенному уже дому человека по имени Франклин. Внутреннее чувство подсказало Винсенту, что записка будет написана Катрин.

Так оно и было. В патрон был вложен лист бумаги желтого цвета, вырванный из блокнота, которыми пользовались служащие прокуратуры; на нем кратко написано: «Отец обнаружен. Все в порядке, но у него проблемы с полицией — вытаскиваю его. Катрин».

Эти немногие слова сняли громадную тяжесть с его плеч. Он облегченно вздохнул:

— Она нашла его, Дастин. С ним все в порядке.

Подросток взглянул на него, его лицо, освещенное неверным светом настенного факела, просияло, и оба они разразились веселым смехом надежды и облегчения.