Красиво жить не запретишь

То, куда они приехали, назвать рестораном можно было с такой же натяжкой, как его, Жукровского, заклинателем змей. Но, черт побери, какая разница, если его переполняло пьянящее ощущение: собственная судьба — в собственных руках, он столь же легко повелевает ею, как этой славной простушкой, сидящей с ним за одним столом и уже с трудом отрывающей от него изумленные, благодарные, обожающие коровьи глаза. Хмель и волнение несомненно красили Ирину, как, впрочем, любую бесхитростную женщину, ее грубоватое, бесцветное лицо стало почти одухотворенным, сияло, излучало тепло и детскую радость. В общем, Жукровскому было уже почти приятно подчеркнуто ухаживать за ней: столь малые усилия столь щедро вознаграждались.

Место для остановки — «тет-а-тет» в машине — он, разумеется, приглядел еще по пути в эту более чем скромную, но прекрасно их напоившую-накормившую харчевню. Ира смущалась, в первые минуты была скованной — деревянной, но, главное, не лепетала обычной ахинеи добропорядочных, глупых гусынь. Очень скоро Жукровский и сам забыл, что рядом с ним всего лишь провинциальная, бесцветная простушка, серый клерк районного масштаба. Ее плоть оказалась упругой, сильной, жаркой, ее руки и губы нежны и неутомимы, не безвольно, тихо отдалась ему — радостно, под нежное, почти молитвенное бормотание принимала, обволакивала, вбирала его жадную, напористую мужскую силу.

Когда он, обессиленный, лег на спину, закрыл глаза, ее руки и губы продолжали окутывать его нежностью и неожиданно для себя его плоть вновь окрепла. Теснота салона мешала ему действовать более виртуозно, но все же удалось усадить Ирину на себя, ее неумелое тело было отзывчивым и понимающим и сладкий миг слияния и освобождения наступил для обоих одновременно.

После они долго лежали молча, он — в расслабленном, бездумном блаженстве, она — потрясенная пронзительной, почти болезненной радостью бабьего часа. Наконец, он спросил:

— Ты спешишь или мы могли бы еще покататься?

— Я? Боже мой, мне же надо домой. Я не сказала, не успела: у меня два сыночка. И муж…

— Мы еще обо всем успеем поговорить. Четверг — лишь четвертый день недели, не последний. Поехали?

— А нельзя немного света?

— Ты — прекрасна. Но — да будет свет, а я на пару минут выйду.

Все действительно прекрасно, ощущал он в течение более получаса, пока ехали в районный поселок. Прощаясь, он поцеловал ей руку и подарил коробку конфет, он опять был в привычной роли неотразимого героя-любовника. Ира была грустна, растеряна. Но все же в последнюю минуту спросила:

— А дело, у вас ведь было какое-то дело?

— Ерунда. И почему «вы»? И когда я завтра тебя увижу?

— О, мне опять с утра надо быть в конторе.

— Там я тебя и найду. Займу к тебе очередь, постучу, можно?

— Вы серьезно придете и завтра?

— Если тебе неудобно, я могу подождать где-то поблизости.

— Нет, приходите в контору, но только без очереди, в полпятого.

«Умница», — подумал Жукровский, направляясь к тетке.

Помнит, что у него было к нотариусу дело. Теперь можно считать: дело сделано. И уже с обычным хладнокровием он принялся размышлять, что можно выжать из столь благоприятной ситуации. Идеи рождались аховые, однако чем черт не шутит. В жизни так: стоит только почувствовать себя овцой, вмиг волки сбегутся. И наоборот.

На следующий день в конторе Ира, одурманенная невероятным, дивно свалившимся на нее счастьем, не задумываясь, выдала ему доверенность на право вождения угнанной им у другой, столичной, но не менее доверчивой женщины машины.

«Экспромт», тщательно подготовленный, сработал сиюминутно, при этом Ирине он показал лишь техпаспорт — тот, как водится, лежал вместе с правами в «бардачке» машины — и якобы собственные права. Как же кстати он назвался накануне именем Ярослав Петрович! И не малейшего риска, Ирине и в голову не пришло в чем-то усомниться. Хотя Жукровский, следует отдать должное, усердно потрудился днем: в чужих водительских правах заменил снимок, не торопясь, с точностью гравера, дорисовал в углу несложный оттиск печати. Ну, а свою злополучную, как он с улыбкой выразился, судьбу поведал вкратце, с ударением на некоторых, несомненно интересующих Ирину, моментах.

Семья, увы, не сложилась. Жена в Киеве, он уехал во Львов, к отцу, вынужден был уехать. Ну, а в свое время, покупая «Жигули», оформил их на имя жены. Во-первых, чтобы ревность ее успокоить, во-вторых, пользовалась, в основном, машиной жена, он работал, думал, как сделать себе имя. Дальше — хуже, наконец, разъехались вовсе. Теперь решили оформить по-человечески, списались, обо всем будто бы договорились. Ей — квартира, ему — машина. Приехал в Киев, встретились, на следующий день должны были идти к нотариусу и в загс — детей ведь нет, развод — минутное дело, но экс-супруга не явилась домой. Прождал два дня, она трижды звонила: подожди, скоро подъеду. Потом психанул, мужик ведь, завел «Жигули» и оказался здесь, у тетки. В понедельник должен быть на работе.