Красиво жить не запретишь

— Да, да, Валентин, разведчицу твою пора выводить из нашей игры. Незамедлительно. Направления она дала интереснейшие, согласен? — Иволгин, как всегда, в буквальном смысле читал мысли Скворцова. Так думал Валентин, однако сам Иволгин ставил себе в заслугу иное: он, наконец, выпестовал не просто замену себе в угрозыске — единомышленника.

— С Машей постараюсь побыстрее встретиться и тихо удалить на некоторое время, скажем, к заболевшей бабушке с Москву. А связь Жукровский — Федосюк… Выходит, убил все же не Жукровский… Федосюк? Да не может сей гусь настолько владеть собой! Эта порода способна, мне кажется, на любую крайность, но лицедействовать, убив кого-либо, ей не под силу. Логично, что его устраивает, может, мы даже не подозреваем насколько, смерть Черноусовой. Но звонить об этом девчонке?! Что-то не так, не так. Я вот о чем: как вообще возник между ними разговор о Жукровском? Неужели она переступила черту, за которую, десять раз предупреждал, идти ей нельзя?!

— Сделаем так, — Иволгин резко поднялся, придвинул стул к столу, и это было верным признаком серьезности момента. — Ты сейчас же едешь на поиски Маши. Когда она окажется на недосягаемом для Федосюка расстоянии, потолкуем детально. Определимся. Вызвать машину?

— Нет, я — к себе. Попытаюсь с ней созвониться. Не удастся — тут же свяжусь с теми, кто сегодня «ведет» Федосюка.

— А кто, кстати, его «ведет»?

— Ну, голова моя садовая! Послал, на пару часов, пора сменить Николая, зуб на зуб, небось, не попадает, холод собачий.

— Вот-вот, тебе не напомни — загонишь в гроб человека. Никакой любви к ближнему.

— Подчиненных, как меня в этом кабинете учили, надобно школить, то бишь, гонять, а не любить. И еще учили, что любовь в милицейской судьбе — золотая, почти неуловимая песчинка.

— Ну, тебя на лирику потянуло. А тут, брат, серьезнейшая проза. Лирику тоже отложим на потом, я, к слову, хотел бы полюбопытствовать… Но — после!

Скворцов как раз открывал дверь, когда затрезвонила внутренняя связь. Иволгин, сев поудобнее, нажал клавишу.

— Слушаю, товарищ дежурный. Телеграмма из Киева? Короткая? Прочти, после занесешь.

— Читаю. «Начальнику райотдела прибыть четверг министерство внутренних дел республики заслушивания хода расследования убийства профессора Черноусовой точка». Подпись: заместитель министра Друненко.

— Вот и читай, майор, телеграмму начальнику райотдела. Субординацию нарушаешь.

— Ни чуть-чуть! Товарища подполковника нет на месте, я и подумал, что лучше вам о такой телеграмме знать загодя.

— Мне бы вовсе о ней не знать. Ладно, благодарю. Сообщи подполковнику, только появится. У тебя все?

— Понял. Отключаюсь.

Иволгин вновь поднялся, рывком распахнул форточку, постоял, глядя во двор. Он спиной чувствовал, что Скворцов так и остался у двери, уловил ситуацию, ждет.

— Вот, дождались. «На ковер» приглашают, в министерство. Будем отчет держать — профессора убили, а мы не чешемся.

— А что, за дворника «на ковер» не требуют?

— Молодо-зелено! Во всей моей практике, если хочешь знать, ни одного убитого дворника не было, а профессора попадались, доценты тоже.

— Интересная мысль. С нее бы и начать вам отчет в Киеве. Наши дворники, при всей их шумливости, парод сугубо положительный. И так далее. Планы ближайшие меняются?

— Самые ближайшие — нет. Найди дивчину. После зайдешь, помозгуем. На восемь собери наших соколов, сведем всю информацию в кучу малу, по зернышку отсеем, может, нечто испечем к обеду. Вечером надо вылетать.

— В 17.20?

— Так точно.

— Я по дороге скажу, чтобы билеты заказали. Два?

— Ну дипломат! И не просись, в столицу не возьмем. Дослужиться надо до такого ковра!

— Спасибо, Василий Анатольевич! Побежал.

3

Оперуполномоченный Вознюк отбивал в чужом подъезде чечетку — такая стояла холодина. Ну, капитан, ну, Валентин! Посылал на «пару часиков», а уже четвертый скоро отстукает. Хотя бы толк был! «У парадного подъезда», какое там! Рядом с мусорными ящиками проторчал, превращаясь в сосульку. Может, тот гад, Федосюк намылился из дома, что напротив, еще до его, Николая, появления? Вполне. Там и дверь во двор имеется, не запертая, кстати. Дальше — дворами и, пожалуйста, сгинул след. Николая бесила бездеятельность. Ну, какую инициативу тут проявишь? Подняться на третий этаж, позвонить, вежливо осведомиться:

— Долго еще намерены, молодой человек, оставаться в этой квартире с прекрасной дамой?

А если откроет не сам Федосюк, поинтересоваться не менее вежливо, давно ли отбыл и в каком направлении, желательно поточнее. А если… Мысль, как бы дав отбой, переключилась. Он лично на такую девицу и не обернулся бы. Выбрала же себе ремесло! Живи — наслаждайся. А тут, как бездомный пес, замерзай. Подумалось еще, что надо бы со Славой потолковать, ни к чему ему интересоваться этой самой Машей. Марья-краса, фасад, правда, неплох, но Славка ведь не знает, что это за птица! Подвез и размечтался, дурень, а парень все же свой, надо предупредить.