Красиво жить не запретишь

Вольная птица! Прямо завтра полетит дальше, в Ригу. Слава Богу, там можно устроиться почти с комфортом, есть на примете подходящий человек. И примет, и накормит, и спать уложит. Сбросить бы Нине Львовне лет двадцать — вот был бы сервис! Впрочем, кто-то из коллег, еще в младые годы, весьма убедительно утверждал, что нет лучшей любовницы, чем пятидесятилетняя женщина. Обслуживание — высший класс и никаких претензий, истерик.

Вообще-то и вода без движения тухнет, а уж человек… Жизнь не может быть ни прекрасной, ни удивительной, если она однообразна.

Морозное солнечное утро и легкий, но сытный завтрак — яйца всмятку, колбаса, масло, кофе — не оставили и следа от ночной тревоги, слабости. Николай ушел на работу, договорились встретиться в четыре. Жукровский с удовольствием принял душ, сделал паровую ванну для лица, побрился. Хозяйка отутюжила его брюки. Без четверти десять он чувствовал себя молодым, здоровым и неотразимым. С отъездом стоило повременить, ибо вполне реальной стала возможность заполучить еще сегодня шесть-семь кусков. Нужно было придумать, как убить время до четырех дня. Супруга Николая выглядела столь неаппетитно — кожа, кости и незакрывающийся рот, что и после длительного воздержания он трижды подумал бы, прежде чем лечь с такой. Тем более не прельщала эта вобла после Наташкиных жарких молодых объятий. Решил погулять по городу, в крайнем случае, сходить в кино.

Уже через два часа бесцельного блуждания по городу Жукровский с сарказмом размышлял о том, что наши советские города совершенно не способны развлечь скучающего, ничем не занятого человека. Кабаки открываются после двенадцати, и днем в них, в лучшем случае, можно съесть примитивный обед. У молодых женщин в это время дня вид настолько сосредоточен, что не замечают они пристального мужского взгляда, не ведают о собственной зацикленности. Ни одной красивой, танцующей походки.

Пришлось искать кинотеатр. Фильм, к счастью, оказался стоящий, почему-то не посмотрел его во Львове, «Служебный роман». Вот бы все женщины умели так подать себя, как эта Алиса Фрейндлих! Шарм — вот та сладкая изюминка, которая отмечает настоящую женщину.

Встретившись с Николаем, легко уломал его пообедать в ресторане: на мужчину трудно оказать влияние в его собственном доме, тем более, в присутствии бдительной жены.

Как и рассчитывал Жукровский, обед естественно перешел в ужин, его коллега изрядно захмелел, бурно и надоедливо выражал дружескую привязанность. К девяти вечера они пришли к полному пониманию и отправились к Николаю домой. По дороге Жукровский решал нелегкую задачу: его немедленный отъезд мог насторожить хозяев, утром же коллега может, на трезвую голову, не рискнуть отдать ему шесть тысяч на первую модель «Жигулей», которую якобы желает продать один хороший знакомый во Львове. Мороз крепчал, и Жукровский предпочел ночлег под теплой крышей.

Новый день не обманул его ожиданий. Расставание с коллегой и его оттаявшей супругой состоялось в четверть девятого утра и выглядело даже трогательно. Женщина приготовила в дорогу бутерброды с домашними, восхитительного вкуса котлетами, небольшой термос с чаем. А Николай пересчитал деньги — пять тысяч шестьсот рублей и извинился, что сумма неполная. Странный человек, грех такого не надуть. Второй раз в жизни видятся, сует деньги, не догадавшись даже толком порасспросить. Впрочем, Жукровский знал, что гинекологу, при желании, нетрудно собрать нужную сумму. Профессию Николай выбрал, небось, не из эстетических соображений.

Выехав из Бреста, Жукровский попытался не спеша разобраться в собственных ощущениях. О душе и совести сказано кучу глупостей. Он же воспринимал их как весьма отвлеченные понятия. Во всяком случае, ничем не докучали ему они сейчас. Такова жизнь, заключил философские размышления. Либо подомнут тебя, либо ты будешь сверху. Нынешнее его шаткое положение освобождало от запретов, принятых в жизни, которую он вел еще недавно.

Волк не испытывает жалости к овце.

7

Ригу Жукровский знал плохо. Пришлось, дабы избежать крайне нежелательных встреч с работниками ГАИ, оставить машину на тихой узкой улочке, название которой он записал в блокнот. Выпил две чашки крепкого, обжигающего кофе в крохотном, уютном полуподвальном помещении, купил несколько пачек болгарских сигарет «Интер». Сказывались часы, проведенные за рулем, хотелось принять горячую ванну и спать, спать, спать. Он знал, что в таком состоянии не следует пытать счастье, и с первого же автомата позвонил Нине Львовне. С этой дамой, работающей кем-то в латвийской Академии Наук, он познакомился три года назад в ялтинском санатории «Горное гнездо». Она оказалась соседкой по столу, причем, вполне приемлемой: интеллигентной, остроумной, ненавязчивой. К тому же сохранила стройную фигуру и умела одеваться.