— Так-так. Хорошо думаете, лейтенант, — и дальше Иванцив обращался уже только к Иволгину: — Надо нам, Василий Анатольевич, еще раз просеять всех, кто попал в поле зрения по делу Черноусовой. Всех! Действительно, у Жукровского или Федосюка меньше мотивов для убийства, чем могло быть у неизвестной нам женщины. Или у ее мужа, любовника. Мы сегодня не можем с достоверностью сказать, что убитая лишь представляла квартиру для свиданий, а не предлагала и товар на этом рынке любви. Мы должны знать точный ответ на этот вопрос, меня он буравит уже давненько.
— Погрузимся в область психологии. Предупреждаю: нам из той грязи не выбраться, — Скворцов знал, сколь болезненно реагирует на одно имя Черноусовой даже Инна, никогда не переступавшая порог ее дрянного дома и полагал, что на этом пути их подстерегают только тупики.
— Надо расширить круг поисков Федосюка, — продолжил Иванцив. — У него же на физиономии написано: нагл, самоуверен, туп. Не верю, чтобы ты, Валентин, со другами не передумал такого, не вычислил.
— У Федосюка, — ехидным голосом заговорил Иволгин, — если вы, конечно, заметили, глаза широко поставлены. А это, как слышал от вас же, признак талантливой личности.
— Так утверждал Пикассо, а не я, — Иванцив оставался невозмутимым. — Ну, а мы сети забросим пошире, во всех сомнительных местах. Чует мой нос: не сегодня — завтра будет улов.
— При таком-то насморке? — съехидничал и Иволгин.
— Вы, курящие, не подхватите такую заразу, как грипп. Мои бактерии сквозь этот дым не пробьются.
— На том стоим. Пожелаем нам удач на нашем трудном пути. Выходные, как я понимаю, отгуляет за всех нас только следователь. Товарищи, еще не дана команда «Разойдись!» Может, по чашке кофе — за наш успех? — Иволгин вынул из шкафа электрический чайник, сунул его Вознюку, показывая, что тот пуст.
Кофе пили вдвоем, Иволгин и Иванцив.
— Как наш молодожен, еще не собирается в декрет, не слышал? — спросил следователь.
— Не дай Бог! А вообще: взрослые люди, а сказать человеку прямо то, что тебя беспокоит, почему-то неудобно. Разумеется, некстати женитьба Валентина. Да нет, ты же знаешь, я не против в принципе. Но для самого Валентина это опасное испытание. Инна, конечно, славная девушка, но даже такая славная не сегодня-завтра спросит: и это медовый месяц?! Погодить бы надо.
— Стареешь, дружище.
— Наверно. Но кто-то женится, а у кого-то голова должна болеть. Сейчас пытаюсь выбить квартиру Скворцову. Там, у родителей жены, понимаешь, не мед. Две комнатенки, к тому же проходные. Внес им Валентин беспокойство, и немалое: звонки, поздно приходит, рано уходит.
— Так что с квартирой?
— Будет. Постараюсь к Новому году. Но знаешь, получают жилье в основном не те, кто в нем остро нуждается.
— Не пытайся испортить мне аппетит перед обедом. Значит, скоро погуляем на новоселье?
— Вот-вот. Кто прокатится, а кому санки в гору тянуть. Завтра где тебя искать? Чует и мой нос.
— В прокуратуре. У меня, если запамятовал, суббота тоже рабочий день. А вечером, часов с семи, застанешь по этому телефону, вот, не задень никуда номер.
— Вот это новость! Судя по номеру, новый район, новые знакомые?
— Я не давал подписки о невыезде в выходные.
— Рад, рад, друже!
— Ты сказал — не я.
— Опять что-то библейское?
— Вся наша литература — из Ветхого и Нового Завета. Но не буду смущать твою атеистическую сущность.
— Так я завтра позвоню. Вечером, разумеется.
Субботний «улов» был никудышний, ничего существенно нового не принес. Скворцов ушел из райотдела в шесть вечера, предупредив дежурного, что отправляется домой, у него сегодня головомойка. Майор Сидоренко решил поддержать разговор:
— Еще медовый месяц не кончился, а уже шею мылят?
— Это прекрасно, когда тебе есть кому помыть спину. Но голову я предпочитаю мыть сам. По субботам, в ванной.
— А не щекотно, когда спинку моют? — не смолчал Сидоренко.
— Возбуждает.
— Женился — стал человеком, с тобой теперь и поговорить есть о чем.
— Увы, бегу, вода стынет.
— Вот это семейная жизнь! Человек еще на работе, а его ждут горячая ванна и молодая жена. Тоже горячая.
— Нарвешься, майор, на дуэль. Будь! Бди!
Инна новоиспеченного мужа, конечно, ждала. Но с ванной он сильно преувеличивал: его черед мыться дойдет только к полуночи. И на сей раз тягостным будет семейный ужин, вчетвером. И можно ли то, что они едят, назвать полноценным ужином? Сладкий морковный салат, рогалики, кефир. Семейные будни начинали тревожить Валентина. Часто в последнее время он читал вопрос в глазах Инны. Но оба молчали, причем, Валентин не понимал причины молчания жены. Сам он решил продержаться до получения квартиры. Каким же надо быть идиотом, чтобы рассчитывать построить собственную семью в чужом гнезде! Теперь надо постараться не потерять то, что уже имеет, и сохранить мир в доме и собственное достоинство.