Не получая и течение 10 дней указаний от штаба 9-й армии, а руководствуясь создавшейся обстановкой, повелительно требующей движения вперед, ПРИКАЗЫВАЮ НАСТУПАТЬ ПО ВСЕМУ ФРОНТУ, не теряя ни минуты.
Товарищи красноармейцы и красные начальники всех степеней! Помните о революционном долге, и ни звука ропота на тяжесть войны, переходов, холод и всевозможное недоедание! Впереди победа над алым авангардом мировой контрреволюции в лице всевеликого разбойника и предателя народа — генерала Краснова и его постоянных соратников, генералов Денисова, Яковлева, Гусельщикова, Фицхелаурова и иже несть, числа, — их всех на веревку, если не покаятся перед народом!
За поимку меня они объявили награду в 400 тысяч рублей.
За поимку их — жалко тратить ломаного гроша, мы их поймаем бесплатно.
ВПЕРЕД, ТОВАРИЩИ, ЗА ТОРЖЕСТВО ПРОЛЕТАРСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ!
Командгруппы
18
Федор Дмитриевич Крюков, как и предполагал Миронов, «омертвел внутренне», медленно, исподволь отходил от политической борьбы и ее иссушающих страстей. Свои общественные обязанности он еще выполнял, но кое-как, ради формы, лишь бы не усугублять остроту взаимоотношений среди членов круга. Произошел, чувствовал и сам Крюков, роковой, невозвратимый расход сил — ни жить, ни думать о жизни всерьез уже не хотелось. Не было и не могло уже быть той нравственной победы, которая способна поддержать измотанный дух.
Назревал крах белого движения на Дону, и Донское правительство вынуждено было обратиться за помощью к Добровольческой армии. В своем личном письме Деникину Краснов, слывший обходительным человеком, обронил нечаянно фразу: «На Севере нас побеждает не сила оружия противника, но сила его пропаганды...» — фразу, подогревшую и без того усложнившиеся отношения между генералитетом «добровольцев» и Донским правительством. У Деникина тоже ведь не было четкой общественно-политической платформы и лозунга, способного увлечь за собой хотя бы часть трудового населения.
Со стороны союзников прекратилась какая бы то ни было помощь донцам, и французский консул Гильмонэ вручил атаману Краснову новые условия сотрудничества, в которых особо указывалось, что хозяева земли донской «обязаны всем достоянием войска заплатить убытки французских граждан, проживавших в угольном районе «Донец», происшедшие вследствие отсутствия порядка в стране... Обязаны восполнить потерявшим работоспособность и также семьям убитых вследствие беспорядков и заплатить полностью среднюю доходность предприятий с причислением к ней 5-процентной надбавки на все время, когда предприятия эти почему-либо не работали, начиная с 1914 года...».
Краснов, вынужденный подписать соглашение о едином командовании, развязал тем самым руки оппозиции в собственном штабе. И вновь искал поддержки у Деникина. «1 февраля, — писал он, — съезжается крут, и, если я не получу от вас моральной поддержки и требования остаться на своем посту, я буду настаивать на освобождении от обязанностей...» Он рассчитывал, по-видимому, на ум Деникина, его способность пренебречь личными счетами и уколами самолюбия ради общей цели, но таковые люди уже перевелись в русском обществе...
Единственное, что еще смущало оппозицию, это авторитет Краснова в кругах зажиточного казачества и «стариков», которые и слушать не хотели о его уходе.
В день открытия круга, в ранний час, к атаману пожаловал Харламов и сообщил в доверительной форме, как бы даже с подобострастием, что круг склонен в самой решительной форме требовать отставки командующего армией Денисова и начальника штаба Полякова, то есть того, что решительно отвергал Краснов. Удар был рассчитанный и верный. Атаман долго ходил по кабинету, чувствуя некий обрыв подложечной. После мучительной паузы остановился и сказал, не поднимая головы:
— В такой же категорической форме я потребую отставку... Это немыслимо. Согласитесь, Насилий Акимович, что лишить армию в теперешнее тяжелое время командующего и начштаба — это подвергнуть ее катастрофе!
Харламов молча смотрел на золотые полудужья его пенсне, скрывая торжество и единственно поэтому не находя нужным подчеркивать, что катастрофа уже налицо.
— Планы обороны знаем только мы трое, — продолжал Краснов. — Если уж Денисов и Поляков так ненавистны, я могу убрать их постепенно, по окончании наступления противника... Единственно, кто разбирается в обстановке и в курсе всех дел, это генерал Кельчевский, но он знает только Царицынский фронт, и он не казак.
— А генерал Сидорин? — подсказал многоопытпый Харламов.
— Только не Сидорин! Это нечестный человек, погубивший наступление Корнилова на Петроград. Это интриган, бросивший прошлой весной все посты в Новочеркасске на растерзание Голубову! И притом он пьет.
— Но решение круга неизменно, — сказал Харламов.
В 11 часов дня, после торжественного молебна в Войсковом соборе, в зале дворянского правления открылся круг.