Красные валеты. Как воспитывали чемпионов

Канальство! Вопросы возникают независимо от диспутов Кайзера с подполковником Кузнецовым, и даже вовсе независимо. Прежде я принимал печатное слово, как нечто разумеющееся. Слово потому и печатно, что истинно. Недаром же на книгах училищной библиотеки штампики: «Проверено в 1938 году», «Проверено в 1946 году».

Лёвка Брегвадзе уверяет, будто у майора Басманова своя самодельная печать, и он проштемпелевал титульные листы своих книг: «Проверено согласно общему курсу на 1952 год». Даже Кайзер поднимает Лёвку на смех, хотя тот божится!

— Такая кругленькая, пряничком, и с деревянной ручкой! — Лёвка по-кавказски цокает языком. — Войдёшь, посреди стола на зелёном сукне письменный прибор. Из мрамора прибор. Там и печать! Буду у него — незаметно поставлю себе на промокашку. Увидите, дурни! Сами увидите! За такого себя положить не жаль! Верный, кристальный чистоты человек!..

Я начинаю подмечать, что Лёвка подражает акценту Сталина. Впрочем, Шурик Сизов тоже держит руку за обшлагом шинели в подражание Сталину. Гуси-лебеди!..

А что тут удивительного? Мы гордимся, мы все — сталинцы!..

Для встречи знамя! Смирно! Знамённый взвод, на кра-а-аул! Училище-е, равнение на знамя!..

* * *

Макдональд, Массена. Ланн, Ней, Богарнэ, Виктор, Удино, Мортье, Даву, Сен-Сир, Ожеро, Мюрат, Бессьер, Бертран, Груши, Мармон, Жюно — все прославленные наполеоновские маршалы, а с другой стороны Багратион, Милорадович, Раевский, Дохтуров, Неверовский, Коновницын, Ермолов. И, наконец, сам Наполеон против Кутузова! И столкновение одного народа с народами почти всей Европы!

Евгений Викторович Тарле писал о 1812 годе, о продвижении Великой армии к Москве:

«Русские солдаты сражались ничуть не хуже… Русские генералы оказывались, и помимо Багратиона, вовсе не такими уж бездарными, как он склонен был думать, когда разговаривал с Балашовым в Вильне (посланец Александра I, в последней попытке царь пытался убедить Наполеона не воевать с Россией. — Ю.В.). Наполеон вообще очень верно оценивал способности людей, а вернее всего — именно военные способности. И он не мог не признать, что, например, Раевский, Дохтуров, Тучков, Коновницын, Неверовский, Платов вели порученные им отдельные очень трудные операции так, как не стыдно было бы вести любому из его лучших маршалов.

Наконец, общий характер, который принимала война, давно уже начинал беспокоить его и окружающих. Русская армия, последовательно отступая, опустошала всю местность»[23].

Чем же тогда кормить полумиллионную армию? Это обещает голод и гибель..

А неожиданная стойкость русской армии? Везде бои с чувствительными потерями — и никаких пленных. Такого в Европе не бывало, кроме Испании.

Недаром Мюрат в Смоленске на коленях умолял Наполеона немедля прекратить Русский поход…

Не желая уступать Кайзеру, я взял в библиотеке сочинение Тарле «Наполеон». Засим, насколько хватило терпения, изучил «Континентальную блокаду», расчёты и биржевые премудрости раздражали. И уже не изучил, а проглотил «Нашествие Наполеона на Россию», «Крымскую войну» — вот это книги!. А после дочитал «Жерминаль и прериаль» и, конечно же, «Талейрана»!

Изнурение, тесные душные спортзалы, постоянный грохот, самая бедная спортивная одежда… И в таких условиях мы ковали великие победы.

Юрий Власов

Обида душила, когда я читал об оставлении Москвы Великой армией…

Кайзер достал из кармана ватное румяное яблоко — из тех, какими мы украшали ёлку на Новый год. Настоящие яблоки редкость. Нам по семнадцать и более, а мы не знаем вкуса груши, апельсина, банана. Для нас это нечто экзотическое, известное лишь по книгам…

Кайзер держит ватное яблоко перед собой и рассуждает:

«Червь сожрал здоровое и крепкое яблоко. Сам червь — ничтожество, заморыш. Медленно, долго, с опаской озираясь, он вгрызается в сочную здоровую плоть, пока не угнездится, как дома. Своего дома у этого паразита нет. Яблоки всего мира становятся его домом. Он их пожирает одно за другим…»

Кайзер с яростью швырнул яблоко в кучу мусора, которую сгребал шваброй Лёшка Казанцев.

— Ты чего?! — крикнул Лёшка, — пригодилось бы.

— Вот ещё чего: ватными яблоками станем питаться.

Я оглянулся: кабы Басманов или Зыков не услыхали. Давилы высший класс, им бы у Шешковского служить…

* * *

Скрежещут тормоза трамваев, тарахтят по рельсовым бороздам автомобили. Голоса, шаги, игра света фонарей и наезжающих трамваев — всё очень внятно, осязаемо и ново после застойной глухоты зимы.

У подоконника — мускулистые суконные задницы Ромки Гаева, Владьки Аршинова и Димки Курлова.

— А эта в синем платье… круть, круть…

— Так и пишет «восьмёрку», стопроцентный «королёк»!

— Почём знаешь?

— На каникулах сосед вразумил, это, Дим, целая наука…

Володька Головнин, по прозвищу Буржуй, подкрадывается и, секундно оценив «суконную» выставку, натренированно хлещёт по аршиновской заднице, приговаривая:

— По натяжке бить не грех, полагается для всех.

— У, гад! — Владька извивается, потирая ляжку.