Кремль 2222. Севастополь

И точно, зычный голос выкрикивал команды, лязгал металл – бронированная армада угрожающе приближалась. Это было пострашнее морских чудищ, это была настоящая машина смерти.

– Вперед! – решился Зигфрид. – Крадемся тихо и быстро, головы не высовываем! Может, проскользнем…

Не проскользнули. Над головами засвистели пули, и похоже, сразу с обеих сторон. Грохнуло – сначала по правую руку, затем по левую. Потянуло дымом, засвистели осколки. И когда впереди сверкнули доспехи, Книжник подумал было, что они перепутали направление и двинули назад. А может, они попали в окружение?!

Но, приглядевшись, понял, что эти латы отличаются – у этих тускло-желтый отблеск, как у бронзы или латуни. Волна наступающих была стремительна, и стало ясно, что отсидеться не выйдет. Тогда Зигфрид спрятал меч в ножны и поднялся в полный рост. Казалось, еще немного – и он поднимет руки.

Но поднимать руки – не в его правилах. Руки вест сложил на груди и стал дожидаться атакующих с самым непринужденным видом – будто успел заждаться дорогих гостей. Книжник поднялся рядом – и зажмурился: ему казалось, их сейчас сметут, посекут смертоносной сталью.

Но ряды бронзовых воинов внезапно разделились – и обтекли их по сторонам, как горный поток вокруг камня. Можно было ощутить живой металл, жаркое дыхание воинов и смертельную угрозу, исходившую от этих рядов. Здесь – как со змеями – главное, не делать резких движений.

Но не стоило обольщаться: они не остались незамеченными. Едва мимо прошли основные силы, путников окружило с десяток солдат в той же бронзового оттенка броне:

– Оружие на землю!

Все подчинились. Да и глупо было ослушаться людей, вооруженных страшного вида оружием – напоминавшим «живые дробовики» Блюстителей Михайловского равелина, но только с четырьмя скрепленными воедино стволами, из которых торчали черные, зазубренные наконечники стрел. Броня также напоминала встреченную раньше, отличалась лишь форма сегментов и шлемов, да цвет металла. Да еще буква на шлемах была другая – стилизованная «К» вместо «М».

– Шаг назад! – приказал крепкий боец, видимо, старший в этом подразделении.

Пришлось подчиниться. Боец вышел вперед, опустился на одно колено, поднял брошенный Книжником «ствол», ткнул им в алебарду, брошенную Кэт. Спросил:

– Откуда у вас их оружие?

– Трофеи, – отозвался Книжник. – У убитых забрали.

– То есть, вы убили Миков? – в голосе бойца послышалось недоверие.

– Кого? – не понял Книжник.

– Солдат с Михайловского.

– Он убил, – Кэт указала на Зигфрида.

– Так получилось, – равнодушно сказал Зигфрид. – Иначе они убили бы нас.

Воины переглянулись. Похоже, смерть врагов этих «бронзовых» солдат – лучшая рекомендация для четырех незнакомцев. Не обошлось, впрочем, без неприятных вопросов:

– А почему они хотели вас прикончить? Вы, что – муты?

Слишком затянувшаяся пауза стала невольным ответом.

– Взять их! – приказал старший. – Отправить в крепость – там разберемся.

Книжник успел оглянуться напоследок с небольшой возвышенности, по которой их уводили в сторону северного мыса – Лукулла, как его назвал старший отряда.

У стен Михайловского равелина продолжался бой. Отстрелявшись с длинной дистанции, бронзовые бойцы сцепились со стальными. Построенная правильным прямоугольником фаланга наступавших ударила по трем манипулам оборонявшихся, оттесняя тех к стенам. Но даже неискушенный в воинском искусстве семинарист видел, что сил наступавших не хватит для штурма крепости. Точно так же, как сил ее защитников – недостаточно для перехода в контрнаступление. И точно – нанеся друг другу ряд ударов, противники стали отводить основные силы.

Это было странно и даже бессмысленно. Выросший в древней крепости семинарист привык, что целью нападавших всегда был захват или разрушение Кремля, и никаких компромиссов не предусматривалось. Нео, правда, пытались обложить крепость данью – но получили, как говорится, лишь от мертвого осла уши. Здесь было что-то другое. Позже его догадка подтвердилась.

Давнее противостояние двух береговых крепостей превратилось в некий кровавый ритуал. Примерно равные по силе и близкие по идеологии, они регулярно схлестывались в битвах, как львы, встретившиеся на границах подконтрольных территорий. Принеся определенную кровавую жертву, стороны расходились – и копили силы для нового столкновения, неизменно рассчитывая, что в следующий раз перевес будет на их стороне, и противостояние, наконец, завершится победой. Парадокс заключался в том, что взаимная ненависть обременялась сложными кодексами воинской чести и генетической памятью о совместных победах над общим врагом. Эта зацикленность на взаимном противостоянии лишала каждую из сторон возможности установить полноценный контроль над бухтой, центром и пригородами – ведь каждый опасался удара в спину.

Все это было и досадно, и горько. Этим мужественным людям хотелось симпатизировать – ведь они коренным образом отличались от всякого рода вооруженного жадного зверья, заполонившего Землю. Но вместе с тем жутковатые идеи, царящие в головах Блюстителей обеих крепостей, тоже не способствовали возрождению цивилизации.