Тут впору сказать несколько слов о самой Счетной палате РФ. Что это есть такое? Издалека она напоминает Комитет народного контроля, который был в СССР. Но это не совсем то. Счетная палата следит за правильным расходованием державных денег, в ее обязанности входит считать каждую бюджетную копейку, но выявив злоупотребления, сама она наказать никого не может — передает документы в правоохранительные органы, правительству. Счетная палата не КРУ Минфина, не аудиторская фирма, выполняющая коммерческие подряды. Она орган внешнего контроля. Когда проводит проверки, ей вменяется в обязанность соотносить действия подконтрольных органов власти и любых учреждений и должностных лиц, включая правительство и президента, не с инструкциями, ведомственными актами и даже президентскими указами. Единственный правовой критерий для Счетной палаты — Конституция и федеральные законы. Когда они нарушаются, она это констатирует. Не более того.
Вот и заключение Счетной палаты относительно приватизации «Норильского никеля», оказалось лишь сотрясением воздуха. Ревизоры критиковали власть не за то, что она не выполняла законы страны, они негодовали от того, что при оформлении передачи «Норильского никеля» из государственной собственности в частную власть не выполняла собственных предписаний — постановления правительства, распоряжения Госкомимущества, указы президента. А если они были изданы с нарушением духа и буквы Конституции и законов? Тогда как? Тогда все выявленные аудиторами погрешности и нарушения не стоят и выеденного яйца, а их заключения равноценны обычному акту внутриведомственной ревизии, который можно выбросить в мусорную корзину, не читая. Разве не так или почти так в 1997 году поступили? И на многие годы стратегическое предприятие оказалось в сомнительном владении. Более того, стало даже формально убыточным. И это при монопольном-то положении! Когда владелец сам себе устанавливает цены. Сам с собой рассчитывается! И в зависимости от конъюнктуры, в том числе политической, может представить себя то разоренным вконец, то преуспевающим (не чета бывшему владельцу — государству) предпринимателем.
Поэтому, хотят или не хотят люди, причастные к приватизации «Норильского никеля», возвращаться к ранее принятым решениям, само общество не может не сделать этого. Хотя бы для того, чтобы поставить все точки над «i» и не испытывать по отношению к тому, что происходило с собственностью в России, чувства стыда.
Конечно, если бы после приватизации был экономический рост, улучшилось бы благосостояние страны, то у людей не было бы оснований сомневаться в целесообразности изменения собственности. Но реформы обернулись экономическим крахом, и понятно, что ревизия предшествующей политики, какими бы авторитетами она ни прикрывалась, неизбежна. И потом, одно дело — приватизация многочисленных предприятий, занимающихся на свой страх и риск розничной торговлей, бытовым обслуживанием, изготовлением так называемых товаров «народного потребления» — швейных, мебельных или кожгалантерейных фабрик, автопредприятий, мелких или средних по мощности ремонтных заводов и т. д. И другое — когда объектом приватизации становятся такие гиганты, как «НН» или научно-исследовательские производства, занимающиеся уникальными, стратегическими, особо важными для России сферами деятельности, от которых зависит обеспечение национальной безопасности.
От разорения мелких и даже средних фирм могут пострадать сами работники таких производств, их собственники. На место таких неудачников, у которых всегда найдутся дублеры, всегда встанут новые производители того же самого, если даже не лучшего товара или услуги. Такова логика рыночных отношений. Совсем другое дело — флагманы индустрии, науки, земледелия. Здесь речь не идет об одной только коммерции, банальном извлечении прибыли, сугубо частном характере отношений, в котором общественные и государственные интересы присутствуют опосредованно.