Кремль. Ставка. Генштаб.

Действительно, немцам в сожженных деревнях пришлось бы несладко. Но когда военные начали выполнять сталинский приказ, они столкнулись с его активным неприятием местными жителями. Морозы тогда стояли небывало крепкие. Когда крестьян убеждали, что уничтожать их жилища нужно для достижения победы в Великой Отечественной войне, люди кричали в ответ: «А наши дома, что, не отечественные?».[127]

Сталинский приказ обрекал на смерть тысячи невинных людей и вот тут нет для Верховного никаких оправданий. Разумеется, кое-кто может провести исторические параллели с событиями Отечественной войны 1812 года, когда русские, оставив Москву Наполеону, сожгли ее собственными руками. Но даже тогда солдаты не одобрили поступок своего любимого главнокомандующего князя М. И. Кутузова.

Говорят, что утопающий хватается за соломинку. И. В. Сталин был тогда в роли утопающего, отчего и издал этот нелепый и страшный приказ. К сожалению, он был далеко не единственным.

Не менее жестокой, а, может быть, и весьма вредной с психологической точки зрения была директива Ставки № 39799 от 21 сентября 1941 года. Адресована она была Жукову, Жданову и Кузнецову, руководившим обороной Ленинграда. Немцы вышли на окраины города, и вот тогда, видимо, И. В. Сталина охватила паника. Директива его носила просто истерический характер:

«Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают впереди своих войск стариков, детей от занятых районов с просьбой к большевикам сдать Ленинград…

Бейте во всю по немцам и по делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами».

Думаю, всем понятно, что эта директива не была вызвана военной необходимостью. Она представляла собой своеобразный крик отчаяния. А вот со знаменитым приказом № 227 «Ни шагу назад» все обстоит далеко не так просто. Многие военачальники и политработники того времени говорили, что приказ сыграл положительную роль. А вот маршал Г. К. Жуков со своей стороны назвал его позорнейшим, незаслуженно порочащим боевые и моральные качества наших солдат, офицеров и генералов, возлагающим на них всю вину за сдачу врагу огромных территорий Советского Союза.

«Я считаю, это сделано с целью отвести от себя вину и гнев народа. За неподготовленность и допущенные ошибки в руководстве войсками от Ставки до дивизии включительно».[128]

Г. К. Жуков резко высказывался и по другим вопросам. В частности, он отрицал, что Верховный был автором так называемых «десяти сталинских ударов», о которых, правда, сейчас можно прочесть только в старых книгах по истории Великой Отечественной. Но ведь нельзя забывать, что на них воспитано целое поколение людей! Так вот, наносить эти удары приходилось под неусыпным контролем представителей Ставки ВГК, сроки для них отпускались нереальные, отчего иные операции проходили неорганизованно.

Гнев Георгия Константиновича вызывало отношение к военнослужащим, попавшим в плен к немцам, как к изменникам Родины. Все свои замечания маршал сделал в период ранней «оттепели», когда Н. С. Хрущев еще не успел прибрать к рукам власть в государстве. Впрочем, Г. К. Жуков очень скоро поплатился за них, ибо Н. С. Хрущеву не могли, разумеется, прийтись по вкусу откровения главного героя Великой Отечественной. Борец с «культом личности» сам был ответственным, как член Военного совета Юго-Западного фронта, за поражение наших войск в Харьковской наступательной операции, а также за расстрельные списки на Украине и в Москве…

Конечно, после войны И. В. Сталин сильно обидел Георгия Константиновича, поручив пост Министра обороны ничтожному Булганину, а ему, словно в насмешку, дав в конечном счете под команду второстепенный военный округ. Тем не менее в своем фундаментальном труде «Воспоминания и размышления» маршал оказался выше личных обид, объективно оценив роль Верховного в деле управления войной.

* * *

Вернемся еще раз к вопросу о кадрах. Довоенную кадровую политику высшего партийного руководства СССР мы уже обсудили в специальной главе, здесь же речь пойдет о так называемых выдвиженцах Верховного.