Кремлевская жена

– Хорошо, я вам больше скажу, Аня! Вы неглупая женщина, и вы поймете. Ни мне, ни моим друзьям в принципе не нужна эта дерьмовая коммунистическая империя. Мы же не идиоты. Коммунистическая доктрина полностью обанкротилась, а содержать империю в двадцатом веке просто убыточно, потому мы и голодаем, это азы экономики. Но эту империю создавали триста лет, и она уже есть – нравится она нам теперь или нет. И когда я сравниваю, что мне, русскому человеку, дороже – сохранить империю или распустить ее, я вижу: распустить будет стоить миллионы русских жизней, ведь нас будут резать везде – от Бурятии до Еревана! Вот вы скажете, вы из Полтавы! Если мы завтра дадим нашим братьям-украинцам их любимую самостийность, что они станут делать? Скажут «спасибо»? Или тут же перестреляют всех москалей, которые живут на Украине? А? Вот ваши соседи-украинцы – они как? Проводят вас до вокзала с цветами?

Я представила старика Гринько и его шлюху-невестку и усмехнулась. Вот уж кто с полным восторгом стукнет меня сзади топором по голове!

– Вы понимаете? – сказал Белоконь, уловив ответ по моим глазам. – История ставит перед нами задачу: или – или. Или завтра вся страна превратится в сплошной Ливан, или нам срочно нужна сильная рука, которая остановит гражданскую войну и спасет русский народ. Вот и все. А теперь вспомните статью 14 УПК: «Действие, совершенное в состоянии КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ, т. е. для устранения опасности, угрожающей интересам государства и общественным интересам… НЕ является преступлением, если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный». И если вы положите на весы, что важнее – Горячевы или весь русский народ, то ответ, по-моему, ясен. А «Память», национал-шовинизм и прочие течения – ну, что сказать? Это же просто идеология, то есть одежда, которую Россия наденет, чтобы снова почувствовать себя великой нацией. Вот вам разве не было приятно оказаться среди своих, русских людей, охваченных единой идеей? А? Только честно, Анна!

«Вот тебе и ресторан „Баку“! – почему-то подумала я. – Самое ужасное то, что он меня убедил! То есть вот уже три дня со мной происходят какие-то дикие вещи. Сначала меня завербовала Лариса, потом – Гольдин и Власов перевербовали на свою сторону, потом Курков и Горячев – на свою, потом – этот мальчишка Чижевский, а теперь – нате вам! – Окулов и Белоконь! Да что я за бля… такая, дешевка, что меня каждый может вертануть в свою сторону!»

– Я должна подумать, – вырвалось у меня.

– О чем?! – Белоконь взял меня за руку. – О чем тут думать, Аня?! У нас нет времени! Нам нужно знать, что готовит Курков.

Я посмотрела на его руку, лежащую поверх моей, и тут внутри меня как передернуло: да это же опять Киевский вокзал! Я-то, дура, почти купилась, а оказывается, это все ради постели – вся эта лекция! Если я выдам ему затею Куркова, он передаст это куда надо через Захарова и Притульского, а сам увезет меня на Фрунзенскую в пустую квартиру и получит наконец то, о чем возмечтал со вчерашнего дня! Вот его игра! Ах ты, козел!

Я медленно, но решительно вызволила свою руку из-под его ладони и подняла на него холодные глаза:

– Извините, но я про это вообще ничего не знаю.

– Ах, даже так!.. – Он нервно замял сигарету в пепельнице. – Что ж… видит Бог, Аня, у меня больше нет времени, но я… Я хотел для вас лучшего. Может быть, я вчера был не прав, но теперь… – Он вдруг показал мне глазами на телефон, и я поняла его: нас слушают. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Очень часто, когда вы ведете допрос, ваш начальник все слышит в своем кабинете, оценивает со стороны и звонит вам прямо в ходе допроса, и дает советы, как повернуть дело, какие еще задавать вопросы.

Но кто же слушает нас сейчас? Захаров и Притульский? Или кто-то совсем иной? Или этот Белоконь просто берет меня на понт по третьему и четвертому приемам дознания: создание напряжения со стремлением «поговорить по душам»?

– Решайте, Аня! Решайте сейчас! Я прошу вас!..

– Курков просто хотел со мной познакомиться. Не более того.

– Да? Что ж… – сказал он, криво усмехаясь – он мне, конечно, не поверил. – Тогда… пеняйте на себя… Пошли, нас ждут!

«Ладно пугать!» – подумала я, вставая со стула, хотя в его интонации и в нервном подрагивании его локтя было что-то ненаигранное и даже – жалкое. Но даже когда мы выходили из кабинета, я, идиотка, все еще торжествовала победу. Ах, почему именно тогда, когда человек начинает восхищаться собой, жизнь тут же сочиняет для него какую-нибудь гадость?

– А куда мы идем? – спросила я в коридоре, уже совсем наглея.

– Куда? – Белоконь подошел к двери и, снова загородив собой секретный ящик-замок, набрал на нем какой-то шифр. Потом повернулся ко мне, и я поразилась, как он изменился. Только что в кабинете он был почти таким же униженно-просящим, как вчера на Киевском вокзале. А теперь передо мной снова стоял высокий, красивый, самоуверенный и саркастически-насмешливый капитан Белоконь – такой, каким я впервые увидела его в МУРе. Он сказал с улыбкой: – О! Мы не идем, а едем. К полковнику Котову. Как вы просили.

31

21.45