Кремлевская жена

И вдруг меня осенило: конечно — я же на «неотложке»! И я тихо попятилась от оперов к телефонным будкам, миновала их, а затем повернулась и бегом метнулась за ремонтные щиты — туда, где стояла моя машина. Быстро нырнув в кабину, я рывком натянула на себя белый халат, а на голову — медицинскую шапочку с красным крестом. Я спасу его, спасу! Быстрей! Рука с ключом от зажигания плясала, я мысленно заорала на себя: «Спокойно, дура!» — и враз успокоилась, и завела машину, и задом рванула ее из-за щитов на мостовую. Какой-то «Жигуль», кативший по мостовой в общем потоке, завизжал тормозами и заорал гудком. Но я уже знала, что я делаю, — я включила сирену, вывернула руль и, проехав с сиреной тридцать метров, снова въехала на тротуар, двигаясь прямо к оперу по кличке Гроза. Резко остановив «неотложку» возле этого опера, я сказала, не выходя из машины:

— «Гроза»! Берите его быстро и — в машину!

— Уже приехали? — изумился он.

— Живо! Живо! — распорядилась я начальственным тоном.

— Слушаюсь! — И опер закричал громко, на всю площадь: — Товарищи! Это же псих! Он сбежал из психушки, отойдите от него! За ним уже психушка приехала!

О наши доверчивые граждане! Как мгновенно они отпрянули от Саши во все стороны! С какой, я бы даже сказала, добровольной старательностью они помогали операм заслонить Сашу от кино — и фотокамер иностранных корреспондентов! И как безучастно дали они этим операм возможность скрутить Сашу, заломить ему руки за спину, защелкнуть наручники и потащить к машине!

— Я не псих! Это незаконно! Это насилие! Товарищи! — кричал Саша, но кто-то из оперов тут же сунул ему кляп, а «Гроза» уже открыл заднюю дверцу моей «неотложки», и два опера швырнули Сашу на заднее сиденье. «Гроза» и еще один опер хотели сесть по обе стороны Саши, но я сказала:

— У иностранцев изъять всю пленку! Живо, а то они сейчас уедут! Дай мне ключ от наручников!

«Гроза», швырнув мне ключ от наручников, рванул к иностранцам, которые уже нацелили свои камеры на мою «неотложку». Но в машине еще оставался второй опер, и тут я сообразила:

— А где его тенниска? Быстро за его тенниской! Это — вещдок!

С какой стати Сашина тенниска могла быть вещественным доказательством и что она могла доказать — я бы в жизни не смогла объяснить, но в такой горячке, когда происходит уличный арест, никто не задумывается над приказами начальства. Опер, который сел слева от Саши, тут же выскочил из машины искать Сашину тенниску. А я, уже не испытывая судьбу, дала задний ход и врубила сирену.

«Неотложка» рванула с места и задом свалилась с тротуара в поток машин. Вой сирены заставил этот поток расступиться, а кто-то из оперов выскочил на мостовую, поднял руку и перекрыл движение. Я перевела рычаг на первую скорость, дала газ и тут же перешла на вторую. Услышав сирену «неотложки», регулировщик возле «Метрополя» тоже остановил поток машин и дал мне дорогу.

Я свернула направо и помчалась вверх по проспекту Маркса. На площади Дзержинского — еще раз направо! Сирена ревет-завывает…

Машины, уступая мне путь, прыскают в разные стороны… А на заднем сиденье возится Саша с кляпом во рту… Но теперь он мой, мой!!! Милый, я спасла тебя! Ах, как это прекрасно — спасать возлюбленного! Быстрей! Дорогу «неотложке»!..

Два милиционера с ошалелыми лицами бегут ко мне от здания ЦК КПСС на Старой площади, на ходу останавливают все движение — думают, что я спешу в ЦК за каким-нибудь больным — партийным «шишкой». Но я проскакиваю мимо них, сворачиваю к площади Ногина и — на Солянку! В моем распоряжении от силы еще полторы-две минуты до того мига, когда к метро «Площадь Революции» подкатит вторая «неотложка» и начнут выяснять, куда же делся Саша. За эти две минуты мне нужно увезти его, спрятать…

В районе Солянки полно горбатых, кривых и кривоколенных переулков, и я ныряю сначала в один из них, потом сворачиваю во второй, третий… Стоп! Пора смываться!

В пустом и замусоренном переулке я загоняю машину под узкую и длинную арку какого-то старого дома, выскакиваю из кабины, сдергиваю с себя халат, открываю заднюю дверцу и первым делом вытаскиваю кляп у Саши изо рта. Он жадно ловит воздух открытым ртом, а я нетерпеливо сую ключ в наручники.

— Сейчас, дорогой, потерпи…

Я расстегиваю стальные наручники и вдруг слышу:

— Какого черта вы меня увезли?!

— Что?!

Саша выдернул руки из-за спины, повернулся ко мне, и теперь я увидела его лицо. Оно было белым от бешенства.

— Зачем?! — крикнул он, сверкая белками. — Зачем вы меня все время увозите из милиции?!

Я обалдела:

— Саша, но тебя же посадят! В тюрьму! В психушку!

— Да! Конечно! И пусть! Я хочу в тюрьму! Вместе со всеми! А вы меня забираете, как будто я ваш стукач! Но я не буду на вас работать! Не буду! Имейте в виду!

И только тут до меня дошло: утром, увидев мой милицейский китель, этот мальчишка решил, что его вчерашнее вызволение из-под ареста и сегодняшнее похищение от оперов — это спектакль!

— Дурак… — сказала я огорченно. — Ты думаешь, я вербую тебя, что ли?

— Конечно! — крикнул он в бешенстве. — Коньяк! Завтрак! Но я не буду на вас работать!