Креншоу

После этого Робин решила, что, когда вырастет, станет библиотекарем. Если у меня не получится изучать животных, я, может, и сам стану библиотекарем.

Двадцать три

Мы прожили в мини-вэне всего каких-нибудь четыре дня, когда кто-то украл мамин кошелек, в котором хранились почти все наши сбережения, потому что папин бумажник разваливался на части.

Мы сообщили об этом в полицию, которая захотела узнать наш адрес, чтобы в случае, если деньги найдутся, их можно было нам вернуть.

– Адреса у нас сейчас постоянно меняются, – сообщила мама.

– А… – сказал полицейский. Он кивнул с таким видом, будто смог решить сложную математическую задачу.

Родители немного поговорили с ним. Он дал им адреса двух приютов для бездомных, где можно переночевать. Одно здание – для мужчин, другое – для женщин и детей, как он объяснил.

– Ни за что, – сказал папа. – Это никуда не годится.

Робин сказала:

– Мы просто автотуристы.

Полицейский взглянул на Арету, которая вылизывала его блестящий черный ботинок. И сказал, что в обе ночлежки с животными не пускают.

Я спросил, относится ли это к щенкам.

– К сожалению, – ответил полицейский.

Я рассказал ему, что у моего учителя, мистера Вандермеера, были ручные крысы.

– С крысами туда тем более нельзя, – сказал полицейский.

Я рассказал ему, что крысы бывают хорошие и плохие. Что белые, как Гарри и Гермиона, крысы моего учителя, чистоплотнее многих других животных. Но вот от диких крыс и впрямь можно чем-нибудь заразиться.

Потом я рассказал полицейскому о том, как мистер Вандермеер ради научного эксперимента учил своих крыс играть в баскетбол крохотным мячом. Крысы очень умные.

– В баскетбол, – повторил полицейский. И взглянул на моих родителей, словно намекая на то, что за меня пора начать волноваться. А потом дал маме маленькую белую карточку с телефонными номерами. – Здесь есть социальные службы, приюты, пункты выдачи продуктовой помощи, бесплатные клиники, – перечислил он. – И периодически узнавайте у нас, как продвигается расследование кражи. Выше нос, ребята!

Мы почти дошли до машины, как вдруг я услышал, как полицейский меня окликнул:

– Эй, Крысолюб!

Я обернулся.

Он жестом подозвал меня к себе:

– А высоко они прыгают? Крысы, я имею в виду.

– Не очень, – сказал я. – Но они обучаемы. Когда они делают то, что надо, им дают что-нибудь вкусненькое. Это называется поло… – Я не мог вспомнить. Там было два длинных слова.

– «Положительное подкрепление»?

– Точно!

– Нечто похожее я и сам могу организовать, – сказал полицейский.

Он сунул руку в карман и вытащил оттуда мятую двадцатидолларовую бумажку.

– Отдай это своему отцу, – велел он. – Но только когда сядешь в машину.

Я спросил почему.

– Иначе он тут же вернет мне деньги, – пояснил полицейский.

– Откуда вы знаете? – удивился я.

– А вот знаю, – улыбнулся полицейский.

Я сел в машину и отдал папе купюру. Вид у папы сделался такой, словно он вот-вот вышвырнет ее в окно.

Я подумал, что, возможно, он будет кричать на меня, но он не стал. Только начал стучать пальцами по рулю. Тук-тук-тук.

Наконец папа запихнул деньги себе в карман джинсов.

– Кажется, за обед плачу я, – сказал он тихо.

Двадцать четыре

На следующее утро мы подбросили маму в ресторан, где она подрабатывала официанткой. Перед тем как выйти из машины, она посмотрела на папу и сказала:

– Нам надо подать заявление о получении социальной помощи, Том.

– Пока они там разберутся со всеми бумагами, мы уже сами встанем на ноги, – ответил папа.

– И все-таки.

– К тому же мы, возможно, зарабатываем слишком много денег, чтобы нам помогали как малообеспеченным.

– И все-таки.

Несколько секунд, казавшихся очень долгими, родители смотрели друг на друга. Наконец папа кивнул.

Мы отправились в одно из отделений социальной службы, чтобы разузнать о помощи. Папа заполнял множество бумаг, пока мы с Робин сидели на жестких оранжевых стульях. Потом мы зашли в три строительных магазина, где папа подавал заявления, чтобы его взяли на работу. Он все ворчал о том, что нам приходится тратить бензин. Чтобы развеселить папу, я предложил заправлять машину водой. Тогда он немного посмеялся.

– Непростая это работа, когда мало работы, – пожаловался папа маме, когда она после смены вернулась к нам в машину. Он глубоко вдохнул и с силой выдохнул, будто перед ним стоял именинный торт, весь утыканный свечками.

– Пап, я… это… есть хочу, – сказал я.

– Я тоже, парень, – признался он. – Я тоже.

– Чуть не забыла! – воскликнула мама и принялась копаться в своей сумке. – Я прихватила с собой несколько булочек, которые шеф-повар собирался выбросить. – И она вытащила белый бумажный пакет. – Правда, они уже немного зачерствели. И они из ржаной муки.

– Замечательно, – сказал папа, глядя в окно. А потом хлопнул в ладоши: – Так. А давайте-ка устроим концерт на дороге. А то я не могу больше сидеть без дела.

Мама коснулась его плеча.

– Том, ты уверен? – спросила она. – Завтра я получу зарплату. Можно поехать к пункту выдачи продуктов. Или в приют.