Креншоу

Робин ждала меня в коридоре, сидя на полу по-турецки. Ее плюшевый броненосец Фрэнк лежал у нее на коленях.

Я взял ее за руку и отвел в спальню. Радужный ночник отбрасывал на потолок разноцветные полосы. Мне бы тоже хотелось, чтобы в моей комнате был такой, но я никогда не говорил об этом вслух.

– Я слышала, как ты разговаривал, – сообщила она, забравшись под одеяло.

– Иногда я говорю сам с собой, – улыбнулся я.

– Это как-то не очень нормально, – зевнула Робин.

– Да, – сказал я и подоткнул ей одеяло. – Не очень.

– Ты обещал почитать мне про Лила, – напомнила сестра.

А я надеялся, что она забудет.

– Ага.

– Книжка в пакете с моими памятными вещами.

Я сунулся в пакет из коричневой бумаги. Лысая кукла, торчащая из него, уставилась на меня пустыми глазами-бусинками.

– А ну подвинься, – велел я сестре.

Робин освободила мне место на матрасе.

Я раскрыл книгу. Страницы были мягкими, а обложка – потрепанной.

– Робин… – начал я, – к тебе когда-нибудь приходил воображаемый друг?

– То есть невиденный?

– Невидимый. Да. Вроде того.

– Неа.

– Что, серьезно? Никогда-никогда?

– Неа. У меня же есть настоящие друзья – Ласандра, Джимми и Кайл. И Джош, когда он не дуется. С ними мне не надо никого придумывать.

Я пролистал книгу.

– А если ты, ну, одна? – Я ненадолго замолчал. Я сам точно не знал, что именно хочу спросить. – Когда, допустим, у тебя в гостях нет никого из друзей, а тебе очень нужно поговорить с тем, кто тебя выслушает. Даже тогда нет?

– Неа. – Сестренка улыбнулась. – Потому что ты-то у меня всегда есть.

Мне было приятно слышать от нее такое. Но все же это был не вполне тот ответ, на который я надеялся.

Я открыл первую страницу:

– «Вот тот дом. Дом на 88-й Восточной улице. Сейчас он пуст…»

– Как наш, – перебила Робин. – Хотя мы живем в квартире.

– Точно.

– Джекс? – тихо сказала Робин. – А ты не забыл, как мы жили в мини-вэне?

– Неужели ты это помнишь? Ты же была совсем маленькой.

– Вроде помню, но не совсем. – В руках Робин плюшевый Фрэнк исполнил на одеяле несколько танцевальных па. – Но ты мне рассказывал об этом. Вот мне и интересно.

– Интересно что?

Фрэнк сделал кувырок назад.

– Интересно, станем ли мы опять жить в машине. Как мы тогда будем ходить в ванную и туалет?

Я не верил своим ушам. Робин еще совсем ребенок. Как она смогла понять так много? Неужели шпионила за родителями, как и я?

Робин шмыгнула носом. Вытерла глаза Фрэнком. Я понял, что она тихо плачет.

– Я… Я скучаю по моим вещам и не хочу жить в машине, где нет горшка, а еще мой живот все бурчит и бурчит, – прошептала она.

Я знал, что ей сказать. Ей нужно было услышать факты. Что у нас проблемы с деньгами. Что нам, вероятно, придется съехать из квартиры. Что, возможно даже, мы снова поселимся в мини-вэне. Что очень может быть, что ей придется попрощаться со всеми своими друзьями.

Я обхватил Робин рукой и крепко обнял. Она устремила на меня внимательный взгляд. Глаза ее блестели.

Ты должен сказать правду, мой друг.

– Да не смеши меня! – воскликнул я. – Мы не можем жить в машине. Где тогда мы будем хранить фруктовый лед? К тому же Арета с папой храпят как ненормальные.

Робин посмеялась, но совсем недолго.

– Не переживай ты так, сестренка. Все будет хорошо. Обещаю. А теперь давай-ка вернемся к Лилу.

Робин еще раз шмыгнула носом. Кивнула.

– О, послушай-ка смешной факт о крокодилах, – предложил я. – Ты знала, что они не могут высунуть язык?

Робин не ответила. Она уже крепко спала, тихо посапывая.

А я вот совсем не мог спать. Я был слишком погружен в воспоминания.

Часть вторая

Картофельное пюре нужно, чтобы его всем хватило.

«Яма нужна, чтобы ее выкопать: Первый словарь», автор Рут Краусс

Иллюстрации Мориса Сендака

Восемнадцать

Думаю, человек становится бездомным не сразу.

Мама как-то рассказала мне, что денежные трудности будто подкрадываются к тебе тайком. Сказала, что это похоже на простуду. Сперва у тебя просто першит в горле, а потом появляются головная боль и, может, небольшой кашель. И вот ты уже лежишь в кровати, громко кашляя, а вокруг высятся горы бумажных платочков «Клинекс».

Может, мы и впрямь стали бездомными не за одну ночь. Но ощущение было именно такое. Я заканчивал первый класс. Папа болел. Мама потеряла работу учителя. И вдруг – бац! – мы уже больше не живем в симпатичном домике с качелями на заднем дворе.

По крайней мере, таким я запомнил это событие. Но как я уже говорил, память – странная штука. Можно подумать, у меня в мыслях тогда было что-нибудь вроде: «Эх, как же я буду скучать по моему дому, по этому району, по друзьям, да и по всей моей жизни».

Но я помню только, как думал о том, как же весело будет жить в мини-вэне.

Девятнадцать