К 1945 году члены Комитета открыто заявили, что трудовые ресурсы небезграничны. Руководителям областных бюро в тылу и на недавно освобожденных территориях больше неоткуда было брать людей. К февралю Комитету удалось выполнить годовой план по мобилизации (который следовало закрыть в марте) только на 11 % по всем отраслям в целом и на 14 % по наркоматам, связанным с оборонной промышленностью. Наркомат авиационной промышленности должен был получить 1150 человек, но, по словам сотрудника Комитета, на предприятия не отправили ни одного. Наркомат по строительству недосчитался более 10 000 человек. Но война близилась к концу. Некоторые члены Комитета высказали мысль, что пора заменить обязательную мобилизацию новой системой добровольного набора посредством бюро, которые находили бы людям работу в родных областях. 12 мая, через три дня после окончания войны, Комитет опять обсуждал прекращение трудовой мобилизации. Один из членов Комитета прямо заявил: «Мы должны войти с предложением в Правительство, чтобы решить вопрос о прекращении мобилизации, в связи с окончанием войны. Мобилизация городского и сельского населения прекращается»[1344]
. Он предложил сохранить действующую систему до конца мая, а затем ввести вместо нее добровольный набор. Члены Комитета сознавали, что в таких отраслях, как добыча торфа и лесосплав, потребуется помощь с набором рабочих, но полагали, что вмешательство Комитета будет носить уже иной, ограниченный характер. Ему удалось достичь впечатляющих результатов, но все сошлись на том, что продолжать трудовую мобилизацию и милитаризацию нельзя.Оккупированные территории поэтапно освобождали, после чего они встраивались в стремительно расширяющийся тыл. Системы, работавшие на помощь фронту – военный призыв, распределение продовольствия, милитаризация и мобилизация труда, – были распространены и на освобожденные территории. Начался длительный процесс восстановления советской власти. Среди трудностей, сопряженных с реинтеграцией территорий, оказались как уже знакомые по мобилизации в тылу, так и совершенно новые. Как и там, государство пыталось прокормить значительно возросшее гражданское население, обеспечить мобилизованных рабочих столовыми и бараками, наладить работу транспорта и электростанций, решить вопросы жилья, школ и поликлиник – словом, сформировать базовую инфраструктуру. В отличие от тыла, освобожденные территории были полностью разрушены. Вместо заводов – одни остовы, затопленные шахты, взорванные плотины, города в руинах. Города опустели, а уцелевшие жители были истощены, пережили страшные испытания и затаили друг на друга обиду. Вернувшиеся из эвакуации и остававшиеся в оккупации смотрели друг на друга с недоверием и подозрительностью, которые только усиливались из‐за повсеместного дефицита и предубеждений. Елизавета Дубинская вспоминала:
Я поступила в поликлинику работать по скорой помощи в манипуляционной, я на двух ставках работала. <…> Ну, медсестра получала очень мало, я работала по две смены, потому что надо было ребенка воспитывать. Я осталась без мужа. <…> Я разошлась потому, что он от меня скрыл, он меня обманул. У него была другая семья, у него уже два сына было, и дочка была. И я когда узнала, что так, у него другая семья, так я тут же сама и оставила. Мы с ним не разводились, вот так ушла – и все[1345]
.Советы и партийные организации приходилось отстраивать практически с нуля. Сначала вслед за Красной армией двигались небольшие специальные группы, остававшиеся на освобожденных территориях, чтобы сформировать ядро райкомов[1346]
. Партия опиралась и на демобилизованных партизан. Но этих ресурсов хватало лишь на костяк штата. Профсоюзы, партийные организации и органы НКВД начали проводить проверки, чтобы убедиться в благонадежности бывших членов партии и наказать коллаборантов. Процесс шел медленно, поэтому проверки партийцев продолжались и после войны. Кроме того, органы НКВД проводили масштабные депортации, высылая целые народы с родных земель и отправляя их в изгнание. Политическая обстановка в ситуации масштабных перемещений населения оставалась зыбкой и хаотичной. Хотя многих коллаборантов разоблачили и наказали, другим удалось скрыть, чем они занимались в годы войны, так что они продолжали процветать при новом порядке.