Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

Вооруженные националистические отряды на границах враждебно встретили не только мобилизацию, но и возвращение советской власти в какой бы то ни было форме[1320]. Они сотрудничали с оккупантами, работая в местных органах власти и полиции. После освобождения те, кто не бежал вместе с германской армией, преследовали и убивали советских чиновников, членов Комитета, мобилизованных рабочих и родственников подростков, поступавших в ремесленные училища. В Украине крупнейшая из таких ультраправых, фашистских организаций, Организация украинских националистов (ОУН), и ее вооруженное крыло, Украинская повстанческая армия (УПА), убили десятки тысяч мирных жителей, евреев и поляков, чтобы создать «этнически чистую» Украину. Еще до войны ОУН заявила, что уничтожает евреев как главную опору московского большевистского режима. Когда в конце лета 1944 года Красная армия покинула Западную Украину, ОУН стала действовать более активно, убивая гражданских, сотрудничавших с советской властью или приезжавших, чтобы участвовать в восстановлении региона, в том числе агрономов, технических специалистов, железнодорожников из Восточной Украины или России и целые семьи тех, кто записался в Красную армию или обеспечивал советское государство зерном. Один из лидеров ОУН заявил, что организация должна уничтожить всех, кто признает советскую власть. Не запугать, а уничтожить, подчеркнул он

[1321].

Вооруженные боевики следовали за группами мобилизованных на вокзал, нападали на руководителей и вынуждали людей разбегаться. Начальник ровенского бюро Комитета объяснил, почему в 1944 году не удалось набрать запланированное количество мобилизованных: население, рассказал он, запугивают и терроризируют националистические банды, не только подстрекающие людей не ходить на работу, но даже применяющие террор против тех, кто не отказывается от мобилизации, – их дома поджигают. Дорога стала такой опасной, что представители советов и партийных организаций не могли входить в села без оружия. Работники, занимавшиеся мобилизацией, передвигались группами по тридцать человек, вооруженные гранатами и автоматами. В некоторые регионы не могли пробраться даже вооруженные люди. Как только вербовщики входили в деревню, все население, за исключением детей и стариков, скрывалось в лесу. Мобилизованных везли в телегах под охраной. По словам начальника ровенского бюро, такие вооруженные мобилизации производили тягостное впечатление. Районные вербовщики были в основном из местных жителей, что давало им некоторое преимущество, но по своей необразованности они не могли толком объяснить, зачем проводится мобилизация. Доставленные в райцентр мобилизованные рабочие при первой же возможности бежали с вокзала или слезали с поезда. Как утверждал начальник ровенского бюро, большинство садившихся в вагон так и не добирались до пункта назначения. Например, из 635 человек, мобилизованных для работы на предприятиях черной металлургии, до места доехали только 46 рабочих. Из одного эшелона бежали все, кроме одного человека и двух уполномоченных, сопровождавших этот эшелон. Столкнувшись с такими препятствиями, начальник ровенского бюро попросил украинские власти временно не присылать в область новые наряды на мобилизацию, чтобы сотрудники бюро успели дать людям разъяснения[1322]

. Сопротивление встретили и вербовщики в Западной Белоруссии. При их появлении деревни пустели – население пряталось в лесной гуще. Начальник одного бюро сообщал: «Есть районы, в которых совсем запретили мобилизацию. По Барановическому району ни одного человека не возьмешь без автомата. Как же проводить там мобилизацию»[1323].

Ил. 21. Семья молодого комсомольца Ивана Железнякова оплакивает его гибель – немцы убили его при отступлении из Гомеля в январе 1944 года. Публикуется с разрешения ГАРФ.

Члены Комитета яростно протестовали против такой вооруженной мобилизации. Сотрудница Комитета рассказывала, что во время поездки в одну из деревень наблюдала жуткую сцену. На двенадцати телегах везли девушек вместе с родственниками. Стоял дикий вой. Мужчина нес больную девочку лет четырнадцати. Впереди шел сотрудник Комитета с автоматом, а еще несколько с винтовками замыкали процессию. Увидев у них в руках оружие, женщина решила, что это не мобилизация, а арест. Люди не получили никаких повесток, никто к ним не обращался. Но когда она заговорила с девушкой и ее родными о мобилизации, они ответили, что благодарны за освобождение и понимают, как нужны сейчас рабочие руки. Комитет, обеспокоенный подобными нарушениями, решил отправить письмо государственному прокурору[1324].