Крест Христов

Есть предметы, для которых самое обильное человеческое слово так скудно, как немота младенческая, и которые сами о себе говорят более, нежели всякое человеческое слово. Таков, христиане, великий предмет, которым теперь должны быть исполнены наши мысли, сердца и самые чувства.

Чего, впрочем, не сделала со своей стороны Церковь, дабы голос крови

Христовой, ныне пролитой, говорящей лучше, нежели Авелева (Евр. 12, 24), слышан был в сердцах ваших! Сколько раз открывались ныне пред вами писания пророческие и апостольские, и одно слово крестное,

посредством разных звуков, искало согласить с собою ваши чувствования! Сколько возглашено пред вами песней, могущих питать сладкую и спасительную печаль, которая по Богу! От заветной вечери, на которой хлеб и вино преложены в тело и кровь Господню, до вечери крестной, на которой тело и кровь Господня уготованы в брашно и питие духовное; от сада Гефсиманского, где дух Великого Страдальца сражался со смертными ужасами, до сада Голгофского, где плоть Его успокоилась в объятиях гроба; от первого уязвления уст Его лобзанием Иудиным – до последнего уязвления сердца Его сквозь ребро пронзенное; от молитвы, которою Он вручал оставляемых и сиротствующих учеников Своих Богу Отцу, до молитвы, которою предал Ему собственный дух, также оставленный и сиротствующий; от крепкого гласа, низложившего иудейское полчище, до крепчайшего вопля, потрясшего землю, – сколько тайн страдания, сколько чудес долготерпения показано вам ныне в чистом зерцале слова Божия! Наконец, дабы внушить вам, что совершаемое здесь не есть одно воспоминание прошедшего, но более созерцание настоящего, ибо Агнец, закланный от сотворения мира

(Откр. 13, 8), еще закалается и будет закалаться до скончания мира, – Церковь даже чувственно показывает вам плащаницу погребения Иисусова, с видимым изображением невидимого ныне тела Его, и таким образом всех здесь предстоящих поставляет вместе с Иосифом Аримафейским и Никодимом.

После сего надобно ли служителю слова пролагать иной путь к вашему сердцу, как разве указать только на то, что уже видите в совершаемых ныне тайно действиях, и сказать словами пророка Исаии: видите, как праведник умирает (Ис. 57, 1)?

Но пусть каждый из нас, христиане, войдет теперь в собственное сердце с испытанием: какое участие приемлет оно в неизреченных страданиях Божественного Искупителя? Верно ли сопровождали мы Его по всему скорбному Его пути благоговейным созерцанием и умилением? Облагаем ли мы теперь, как Иосиф, крестную наготу Его чистыми помышлениями? Приносим ли Ему, как Никодим, духовное благоухание молитвы? Не так ли только притекаем мы ко гробу Его, как гонимые ветром волны притекают к берегу и снова утекают? Может быть, при таком испытании себя, недавно произнесенные слова Исаии совсем иначе отзовутся в душах наших; может быть, многим из нас пророк сей представится стоящим между Распятым и нами, в двойном изумлении с одной стороны о неизреченных страданиях сего Божественного Праведника, с другой – о нашем несказанном равнодушии к этим страданиям: Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу!

Итак, может быть, не излишне будет, если мы углубим несколько наше внимание в эти пророческие слова, чтобы хотя обличение законопреступного невнимания расположило нас принимать сердцем страдания и смерть нашего Спасителя.

Смотрите, взывает дивящийся Пророк; вот зрелище, которому отнюдь не надлежало бы представляться в роде человеческом, и которого никто не должен пройти без внимания, когда оно уже представляется: праведника нет более. Праведник умирает!