Крест короля

Он знал, что Леопольд передал его «из рук в руки» императору Генриху. Вроде бы император имел куда меньше причин ненавидеть английского короля, чем австрийский герцог, но отнесся к узнику куда хуже. Самого Генриха Ричард видел издали, во дворе Дюренштейна, когда его оттуда увозили. Потом не видел более ничего — с самого начала пути ему на глаза опустили капюшон, который снимали лишь в палатке, на кратких ночных остановках. Судя по времени, который занял путь, можно было предположить, что отряд не покинул Германию (да и как это могло бы случиться, раз пленником завладел германский император?). Однако, скорее всего, они уехали далеко от границ герцогства — дорога продолжалась десять дней, хотя ехали достаточно быстро и останавливались ненадолго. И, как определил Ричард, двигался отряд все время на северо-запад: солнце пробиралось и под капюшон, подсказывая, с какой стороны оно восходит.

Так где же он теперь? Король размышлял об этом не ради праздного любопытства. Вдруг представится случайная возможность передать весточку матери или друзьям, и тогда нужно будет указать место, где его содержат. (Ведь рыцарь Эдгар мог потерять след пленника после той злосчастной грозовой ночи.) Судя по времени, что его сюда везли, и по направлению движения, это может быть Лотарингия, Фрисландия либо Брабант. Ричард хорошо помнил карты всех стран Европы. А ведь в свое время он спорил с матерью — на что сдались эти знания? Во время боевого похода всегда найдется, у кого спросить, как ехать туда-то или туда-то. В ответ Элеонора насмешливо напомнила ему, как начался сто лет назад самый первый крестовый поход. Первой, воодушевившись мыслями не столько об отвоевании Гроба Господня, сколько о возможности нажить богатство, в поход двинулась французская беднота. Шли и ехали на телегах, запряженных ослами или быками, тащили скарб, гнали коз и гусей. И в каждом встреченном на пути городе задавали жителям один и тот же вопрос: «Скажите, а это не Иерусалим?» Смешно? Было бы смешно, не завершись этот поход так плачевно: большая часть этих охотников за легким богатством нашли смерть, не одолев и десятой части пути, даже не представив себе, как далек на самом деле Святой Город. Да, лучше уж знать эти проклятые карты, как ни тупо они выглядят и как ни много в них ошибок[60]. Элеонора была права. Как всегда!

Король вспоминал, какие старые замки находятся в Лотарингии, Брабанте и Фрисландии, кому они в последнее время принадлежат и как выглядят. Впрочем, полуподземный склеп мог оказаться в любом из них.

Как обычно, сотворив утреннюю молитву, Ричард принялся за свои воинские упражнения и с удовлетворением отметил, что уже почти безболезненно опирается на левую ногу. Завтрака ему здесь не приносили, а обед (миска капустной похлебки или просяной болтушки с куском хлеба) будет много позже полудня, так что покуда придется терпеть самый острый в течение дня голод. А раз так, надо занять себя как можно больше, чтобы не думать о еде. Это он умел и прежде, тем более что голодать случалось нередко. Правда, не по два месяца кряду, но в условиях боевого похода бывает всякое — опыт есть.

Упражняясь, Львиное Сердце вспомнил песню, которая в Дюренштейне позволила ему подать весть верному рыцарю-трубадуру Блонделю. И теперь, не переставая делать выпады воображаемым мечом, он запел эту песню, вовсе не надеясь, что ее и здесь кто-нибудь услышит. Внешняя стена поднимается высоко над внутренней, а его склеп — под землей, так что никакие звуки не выберутся отсюда на волю. Но пение тоже укрепляет, да и упражняться так легче.

Пропел первые два куплета. Умолк, переводя дыхание, потому что «меч» в руке показался вдруг слишком тяжел — цепи были куда весомее самых тяжких доспехов и оружия. Поправил железное кольцо на правой руке, чтобы не съезжало с повязки и не растирало кожу (на эти повязки Ричард извел уже рукава своей рубашки, но тряпки рвались, пропитывались кровью и сукровицей, и раны, оставленные кандалами, все равно не заживали). Затем несколько мгновений вспоминал третий куплет. Король сочинил его именно тогда — услыхав донесшийся издалека знакомый голос Блонделя. Сочинил, повинуясь какому-то нежданному вдохновению, и сам удивился словам и их смыслу.

— Рыцарь, страшись! Скоро погибнешь!

В тесных сетях неведомо сгинешь,

Если меня снова отринешь.

Лучше смирись!

— Что мне с того, бес-искуситель?

Вечно со мной Ангел-хранитель,

Силы мне даст Бог Мой Спаситель.

Враг, отступись!