Отчасти он достиг цели. Сердце Ричарда, доселе бившееся лишь чуть сильнее обычного, теперь вдруг замерло, затем сильно заколотилось. Он очень хорошо понял Парсифаля. Но у него и на этот раз хватило воли ничем не выдать себя.
— Мне кажется, — сказал король с улыбкой, — что в свое время вы, мессир тамплиер, отправитесь куда дальше меня. И у меня не будет возможности встретить вас в конце долгого пути. Мы говорим об одном и том же, не так ли?
Парсифаль тоже не изменился в лице. Лишь вытолкнул коротко и зло:
— Если даже и так, мы все равно не можем друг друга понять. Прошу в седло.
— Вот в этом? — король снова засмеялся и тряхнул в воздухе ножной цепью, которую по-прежнему придерживал рукой. — Вы что же, полагаете, что в этом возможно сесть верхом?
— Это сейчас снимут, — спохватился колдун и махнул рукой стоявшему в стороне человеку. — Но цепь на руках, не обижайтесь, придется оставить. Вас очень трудно удержать в неволе, ваше величество. Очень трудно!
Когда пленник и двенадцать человек охраны оказались в седлах, сел на коня и сам колдун. По его знаку тотчас поднялась решетка, открывая проем ворот, и почти сразу же опустился подъемный мост. Ричард в первый момент удивился, что ему не попытались, как в прошлый раз, закрыть лицо капюшоном, но потом подумал: «Лишнее доказательство! Скорее всего, меня увозят туда, где все должно окончиться».
Эта мысль почему-то принесла спокойствие. Он еще не понимал, да и вряд ли мог понять, что именно ему угрожает. В любом случае это была угроза смерти, а со смертью Львиное Сердце встречался так часто, что отвык придавать ей слишком большое значение. Страшило только одно: опасность умереть, не исповедовавшись и не причастившись Христовых Тайн. Тамплиеры — не сарацины, но мало кто, хорошо зная храмовников, считал их добрыми христианами. Значит, вполне могут его лишить права на исповедь и причастие. Однако на все Божья Воля!
Конный отряд неторопливой рысью миновал мост. Проезжая под аркой, Ричард поднял голову и понял, где же он был заточен. Под полукруглым сводом арки, на вделанном в камень железном кольце висел старый проржавевший меч. По преданию — меч первого владельца замка, отвоевавшего окрестные земли у врагов и этим же мечом убитого здесь, под этой самой аркой. Кажется, его предала жена в угоду любовнику, но сыновья отомстили за отца. Гогенау! Замок Гогенау... Впрочем, какое это теперь может иметь значение?.. Вряд ли он сюда вернется!
За мостом, опустившимся не надо рвом, а над естественным руслом неширокой, но глубокой реки, открывался пригорок, сплошь заросший колокольчиками, так что почти не было видно травы — он был весь синий, как отражение неба. И среди этой синевы темнели фигуры еще двадцати с лишним всадников, среди которых выделялись трое рыцарей в белых плащах с красными крестами тамплиеров. Заметен был и еще один человек, которого Ричард узнал даже издали.
— Приветствую вас, ваше императорское величество! — крикнул он, продолжая веселиться. — Вот так встреча двух могущественных монархов! Вы что, кажется, тоже в плену у тамплиеров?
Будь в руках у Львиного Сердца заряженный арбалет, он и то не смог бы выстрелить точнее. Генрих Шестой, германский император, подскочил в своем седле, от ярости став белее, чем плащи его спутников. Да, Ричард не просто попал, он попал в самое уязвимое место.
— И я приветствую вас, король Англии! — хрипло прорычал Генрих. — Вижу, вы не отвыкли от своих походных шуточек, которые, может, уместны среди напившихся воинов, но не меж рыцарями.
— А я думал, что рыцари — как раз и есть воины, да притом самые лучшие! — отозвался Ричард.
— Рыцарь должен обладать не только умением рубить направо и налево, — произнес Генрих. — И разговор не о тамплиерах. Это я забрал вас у герцога Леопольда, потому что герцогу не пристало держать в плену короля. Теперь вы — мой пленник. В замке Гогенау вы находились, пока я был в отъезде и не мог оказать вам достойного приема. Теперь вы поедете в другое место, которое я сам для вас выбрал.
— Вы? — король пожал плечами. — А мне казалось — за вас выбирает тот тамплиер, у которого глаза блестят так, будто он все время хочет есть. Вон он, позади моей охраны.
— Это Парсифаль, хранитель Святого Грааля. — по голосу Генриха было слышно, что он предпочел бы не говорить об этом человеке, да приходится. — Но дело и не в нем.
— Парсифаль? Вот как?