Почему тогда ему пришла мысль о гибели? Ричард знал, что находится в опасности, что герцог Леопольд мстит ему и просто так не отпустит из плена. Знал, что у него немало и других врагов. Леопольд, при всей своей злопамятности, вряд ли совершит откровенную гнусность — убьет пленника, оказавшегося в полной его власти. Но мало ли, что изобретут друзья и вассалы герцога, проведай они о пленении короля? Но Ричард не думал тогда о скорой гибели. И вдруг — эти странные, так внезапно родившиеся в сознании слова... Теперь он пропел последний куплет и подумал: «Ну а если и в самом деле со мной собираются поступить так подло? Тем более нужно, чтобы до конца были силы. Только не сломаться, не дрогнуть. Устоять!»
В глубокой черной нише, где пряталась низкая, вся покрытая плесенью дверь, послышался скрежет и лязг засова. Ричард не перестал упражняться со своим воображаемым мечом, однако покосился в сторону двери с удивлением. Что бы это означало? Утро едва наступило, а в его темницу кто-то собирается войти? Или ему решили сделать подарок и накормить пораньше? Не похоже на строгих тюремщиков. Тогда в чем дело?
Дверь заскрипела и стала отворяться. Пригнувшись, вошли двое стражников, как обычно — в кольчугах и при полном вооружении. Они, как видно, боялись его и закованного в цепи. Но на этот раз позади виднелось еще несколько фигур — их освещал факел.
Король опустил свой «меч» и спокойно повернулся к вошедшим, однако ничего не спросил. Он говорил только тогда, когда заговаривали с ним, а это случалось редко. Вероятно, безмолвие тоже было частью задуманной Генрихом пытки: скорее всего, он хотел, чтобы у пленника сдали нервы. Вопрос — для чего ему это нужно?
Несколько мгновений длилось молчание, потом один из стражников произнес:
— Выходите и ступайте за мной.
Второй занял место за спиной Ричарда, умудрившись протиснуться в оставшееся позади узкое пространство.
Не проронив ни слова, Львиное Сердце шагнул к двери, в которую уже вышел первый стражник. За дверью был небольшой коридор, дальше начиналась лестница — короткая, но узкая и крутая. Когда его сюда привезли, Ричард еще не мог как следует наступать на левую ногу и едва не скатился с этой лестницы вниз. На сей раз он ее одолеет. Но до чего тяжелое железо! Такое ощущение, что тащишь по ступеням самого себя. Ладно, бывало и хуже...
Впереди, перед стражником, двигались еще четверо воинов — тот, что с факелом, и трое с обнаженными мечами. О, Господи! Даже лестно.
Ричард шел, подхватив рукой ножную цепь, чтобы не запутаться в ней, и ему приходилось делать очень небольшие шаги. Поэтому он не спешил, заставляя идти медленно и свою стражу.
Они миновали еще один, уже верхний, коридор. Здесь к конвою примкнуло шесть каких-то фигур, без доспехов, но тоже с обнаженными мечами. И вдруг распахнувшаяся дверь вывела их во двор замка.
Ричард пошатнулся, едва не лишившись сознания. Так подействовала волна ослепительного солнечного света, хлынувшего, как ему показалось, со всех сторон. Король зажмурился и подумал, что если не ослепнет, то уж наверняка задохнется. Вдохнув полной грудью свежий, не настоянный на плесени воздух, он ощутил, что этот глоток до отказа переполнил легкие. На мгновение у него так закружилась голова, что понадобились все силы и вся воля, дабы не грохнуться навзничь.
— Дурно? — спросил рядом чей-то голос, не участливый и не насмешливый — ничего, кроме любопытства, в нем не слышалось.
Ричард открыл глаза, которые постепенно привыкали к яркому свету, и повернул голову к говорившему. То был тощий мужчина, одетый в черное, со странным, прожигающим насквозь взглядом. Король Англии еще ни разу не видел колдуна Парсифаля, только много слышал о нем. Но Ричарда поразило ощущение неведомой, глухой угрозы, которое исходило от этого человека.
— Кто вы такой? — ответил Львиное Сердце вопросом на вопрос.
— Рыцарь Храма и слуга императора, — проговорил темный человек тем же вкрадчиво-ровным голосом.
— Тамплиер! Ну так я и думал! — воскликнул Ричард почти весело. — По-моему, более преданных врагов у меня не было и нет.
— Приятно, когда твою преданность ценят.
В это время пленник увидел, что на другом конце крепостного двора, возле опущенной решетки ворот, стоят несколько оседланных лошадей и рядом — восемь всадников в боевых доспехах, при оружии.
— Прошу вас, король! Прошу! — теперь Парсифаль говорил куда тверже и жестче. — Нам пора ехать.
— Вот как? — ни в лице, ни в голосе Ричарда не было и тени тревоги, что, кажется, злило колдуна. — Пора так пора. Куда вы меня повезете?
— Пока вам предстоит недалекий путь, ваше величество. Но затем, — жгучие глаза Парсифаля вспыхнули еще ярче, — затем вы отправитесь гораздо дальше.
В выражении этих глаз, в голосе, в смысле гримасы, исказившей сухое лицо хранителя Грааля, невозможно было ошибиться. Он и говорил с одним лишь желанием — устрашить, привести в смятение, заставить ощутить жуткую власть неведомого, перед которой содрогаются даже самые сильные сердца.