Оценка восстания со стороны сибирского руководства претерпела кардинальное изменение после середины февраля. Положение стало тревожное. Командование советских вооруженных сил Тобольского боевого участка телеграфировало об этом Помглавкому по Сибири (аналогичные телеграммы были направлены в адрес Сиббюро ЦК РКП (б), Уральского бюро ЦК РКП (б), Тюменского губкома пратии, командующему войсками Приуральского военного округа). В тексте данной телеграммы обращает на себя внимание признание: движению не придавали серьезного значения – не предвидели, что ситуация резко изменится. Командование требовало срочной помощи. 24 февраля Тюменский губком РКП (б) затребовал от центра дополнительные вооруженные силы[963]
. 11 марта 1921 г. руководство Тюменской губернии направило телеграмму в ЦК РКП (б), президиум ВЦИК и заместителю председателя Реввоенсовета республики Э. М. Склянскому. Текст телеграммы свидетельствовал о растерянности губернского руководства: «В пределах Тюменской губернии не имеется в нашем распоряжении ни реальной силы, ни вооружения, ни обмундирования, ни огнеприпасов. Присланный из Казани полк оказался небоеспособным, частями переходит на сторону противника в полном вооружении… Положение становится серьезным, поскольку ликвидация беспорядков приняла затяжной характер: придется признать в этом году в губернии крах посевной кампании… лесозаготовительных работ… лишение центра России хлебозапасов, рыбы, пушнины и прочее… Настойчиво, решительно требуем от вас немедленного принятия всех необходимых мер для быстрейшей ликвидации беспорядков в смысле соответствующего воздействия на Сибирское военное командование, в смысле непосредственной помощи с вашей стороны. Нужны реальные силы, вооружение, обмундирование, огнеприпасы. Нужна помощь партсилами… партийно-советские аппараты разрушены, во многих волостях члены партии поголовно уничтожены, 75% всего состава продработников уничтожено… без помощи центра все попытки наладить снова партсоветскую жизнь губернии безнадежны… неопределенность и неизвестность усугубляют тяжесть положения»[964].На подавление восстания штабом РККА в Сибирь были переброшены 21-я стрелковая дивизия, кавалерийские бригады 10-й кавдивизии, два полка 21-й кавдивизии, Симбирский и Казанский стрелковые полки, специально сформированные из курсантов и отборных частей, 4 бронепоезда. Все войска Приуральского военного округа переходили в подчинение Помглавкому по Сибири В. Шорину – члену чрезвычайной тройки Сибревкома. Карательные меры включали как военные операции против отрядов повстанцев, так и решительные и жестокие меры в отношении населения на территориях, которые оказались охвачены восстанием. Районы боевых действий с повстанцами были разделены на боевые участки, каждому из которых поставлена специальная задача. Так, Курганскому боевому участку поручалась ликвидация 5 тыс. повстанцев на территории Челябинской губернии, Шадринскому участку – 2 тыс. повстанцев на территории Екатеринбургской губернии[965]
. Подобные задания получили Камышловский, Ишимский, Тобольский и другие боевые участки.12 февраля 1921 г. Сибирское бюро ЦК РКП (б) секретным решением возложило ответственность, в случае порчи железной дороги, на ближайшие деревни, расположенные на расстоянии 10 верст от линии железнодорожного полотна. За разрушение мостов, рельсов близлежащие деревни подлежали уничтожению[966]
. Решение Сиббюро в тот же день было оформлено приказом Сибирского ревкома: «Жители сел и деревень, расположенных в десятиверстной полосе по обе стороны железной дороги, несут ответственность жизнью и имуществом за целостность железнодорожного пути и телеграфной сети. Возлагается на них обязанность доносить немедленно начальнику ближайшей воинской части, расположенной на полотне железной дороги, о всяких бандах, проходящих по их деревням и селам»[967]. Ишимский исполком издал собственный приказ: ответственность за сохранность железной дороги возложить на волости, по которым проходит магистраль. В близлежащих деревнях предписывалось заранее взять заложников – в случае порчи дороги они подлежали расстрелу. Устанавливалась круговая порука на сельские общества: за участие в восстаниях производилась конфискация имущества и инвентаря в каждом десятом хозяйстве, за каждого расстрелянного коммуниста и совработника – расстрел десяти местных крестьян. Никакой пощады – требовало руководство уезда – вплоть до уничтожения отдельных деревень с применением пулеметов и орудий, применения репрессивных мер[968]. Как следует из данных решений, особую озабоченность советского и военного руководства вызывала сохранность железнодорожной магистрали: во многих местах железной дороги повстанцами было разобрано железнодорожное полотно, уничтожены стрелки, разрушены мосты, рельсы увезены или каким—то непостижимым образом оказывались загнуты[969].