Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа

В августе 1920 года на объединенном заседании губкома, губисполкома, председателей уисполкомов и уездных продкомиссаров новгородский губпродкомиссар Жилевич, например, открыто признавался: «Вообще о продовольственной работе на местах скажу, что таковая постоянно отстает от жизни, этого нужно избежать, иначе мы провалимся. Сейчас продработа идет толчками. Нам было бы легче провести „налоговую“ систему выкачивания хлеба, этого крестьяне ждут, и это они примут, но это невозможно, потому что тогда бы нам пришлось бы отказаться вовсе от хлебной монополии»[452]

.

Оказывается, дело не в хлебе, его было бы легче получить путем налога, но мешает призрак капитализма, который ежеминутно возрождает свободная торговля. Путь к налогу стерегло пугало идеологических установок. Но и не только оно. Пример другой, Северо-Двинской губернии показывает, какие еще сложности на своем пути встречала идея новой экономической политики.

Северо-Двинская губерния как потребляющая облагалась сравнительно небольшой разверсткой хлеба, назначенной для внутреннего перераспределения, которую она успешно выполняла все годы и пользовалась некоторой раскованностью в определении своей продовольственной политики. Поэтому не случайно, что эпицентром еретичества в Великом Устюге стал сам губпродком. В начале 1920 года губпродколлегию посетила мысль, что на обязанности продорганов лежит не только забота о возможно большем извлечении хлеба, но и забота об улучшении сельского хозяйства и о поощрении сельского производителя в том, чтобы он ежегодно засевал возможно большее количество земли, а не сеял «по декрету», т. е. столько, чтобы уродилась только норма без излишков[453]

.

Посему в апреле она выработала проект новой продовольственной политики, который опирался на циркуляры Наркомпрода о запрещении подворного учета узлишков и о регламентации норм крестьянского потребления. Предлагалось на каждого «едока» (крестьяне, как правило, делили землю по едокам) накладывать определенную натуральную повинность в пользу государства, объявленную губпродкомом до уборки хлеба, а по возможности и до весеннего посева. При этом, если у крестьянина останутся излишки хлеба, то это составит его неотъемлемую собственность и изъятию не подлежит. Таким образом, крестьянин путем товарообмена мог бы улучшить свое экономическое положение и был бы заинтересован в том, чтобы увеличить площадь посева, «ибо чем больше он засеет, тем больше ему останется на свои и своего хозяйства потребности». Затем, по мнению губпродколлегии, такой способ исключал бы возможность отчуждения у производителя всего хлеба без остатка, «какое обстоятельство наблюдается при разверстках, а затем продорганам приходится такого производителя вновь снабжать хлебным пайком, иногда перебрасывая хлеб из отдаленных районов и губерний»[454]

.

Так или иначе мы должны признать, что в начале двадцатого года в дремучих северодвинских лесах вполне оформляется идея новой экономической политики. Она не только получила поддержку большинства на губернском продовольственном съезде, но и приобрела могущественных противников. В оппозицию своей коллегии встал сам губпродкомиссар Мишарин. Он настаивал на сохранении подворного учета и отчуждении всех излишков хлеба, чтобы в распоряжении крестьян оставалась только «норма». Вопрос о продовольственной политике обсуждался в конце мая в губкоме партии, где поддержку получила точка зрения губпродкомиссара.

Окончательно судьба северодвинского НЭПа решилась на 4-й губернской партийной конференции, состоявшейся в начале июня. На ее обсуждение были вынесены оба проекта. От коллегии с докладом выступил член губисполкома Быстрицкий. Он напомнил, что кампания прошлого года сопровождалась вместо расслоения деревни значительными недоразумениями между продорганами, с одной стороны, и крестьянами, местными партийными и советскими организациями — с другой. Кроме этого, произошли массовое сокрытие хлеба населением всевозможными способами и вследствие этого порча и потеря его от сгнаивания в земле, в лесу, в снегу, расхищение, умышленное скармливание скоту и т. п. «Но самое главное, принцип отчуждения всего… излишка от каждого индивидуального хозяйства по необыкновенно низким ценам, при существующей общей дороговизне и неимение в распоряжении продорганов эквивалентного количества товаров промышленности — уничтожили совершенно заинтересованность сельского хозяина в повышении урожайности»[455]. Новая продовольственная политика, по идее авторов, должна была парализовать эти негативные последствия.