Крик

– А как же ребята из охраны? Они что, в машине остались?

– Не переживай, – важно отвечает Алька. – У них все налажено и все предусмотрено. В случае перестрелки прячься под стол.

– Да ты что!

Она смеется, подкрашивая ресницы и брови, смахивая что-то с воротничка блузы. Нас просили одеться как можно проще, чтобы не привлекать внимание, можно и джинсы и блузки.

Первой слово взяла Алька. И как мы договорились, чтобы не открывать, кто мы и откуда коротко произнесла:

– Здоровья тебе, Антон и удачи в нашем общем деле. Бесконечно рады, что ты с нами. Мы тебя любим.

Посмотрела на меня, зараза, и прибавила:

– Не сомневайся.

Потом мы как и водится ели, пили и слегка захмелели. И вдруг неожиданно мужики нащупали знакомую им тему. Оказывается, дед Валерия был летчиком и в составе наших военспецов воевал в Испании. Был там ранен, вернулся, потом воевал в Отечественную. А дед Антона воевал в рядах республиканской армии. Потом был в плену у французов, когда республиканцы потерпели поражение, а потом оказался в Штатах и оттуда вернулся в Испанию, когда была объявлена амнистия.

– Ну и как твоему деду Испания? – спрашивает Валерия Алька.

– Он в восторге. Он говорил, что испанцы по характеру или по менталитету, совсем как мы – с поправкой на южные широты. И с такой же ленцой, и такие же отважные раздолбаи. Это, говорит, и привело к поражению. А потом, говорит, у Франко появились мессершмиты, и нам в небе совсем стало плохо. Он говорил, что немецкие советники навели у Франко порядок, и он одолел. К тому же республиканцы не могли договориться между собой.

– Наверное, правильно, – говорит Антон. – Отец не любил вспоминать. Но о русских всегда говорил с симпатией. И вообще у нас меньше разногласий и споров по поводу гражданской: кто франкист, кто республиканец. А у вас, я смотрю, такие возникают баталии по телевидению. Их стараются примирить, а они ни в какую.

– У вас не было таких поворотов в истории и такой вражды как у нас, – говорит Валерий. – Вот у меня вся семья из красных.

– Мои из крестьян, – говорит Алька. – Мама сейчас перешла в категорию рабочих. А я вот и не знаю, в каком классе нахожусь.

– Мы с тобой, Алька, принадлежим к среднему классу. Так мой папаша установил.

Алька смеется, показывает мне кулачок.

– А вот Антон – компрадорская буржуазия.

– Я не буржуазия, я иностранный специалист, – возражает Антон. – В силу судьбы влипший в ваши дела.

Мы все дружно расхохотались, и стало как-то свободнее, а может быть и от выпитого.

– А вот мне все это не нравится, – говорит Алька. – И я как оглянусь на нашу историю, почитаю о гражданской войне – про Отечественную молчу – там все ясно, у меня дух захватывает от восторга. Мне кажется, в Испании такого раздрая как у нас, не было. С одной стороны дворцы, особняки, автомашины, и кабриолеты, дамы в изумительных нарядах, в бриллиантах. А с другой стороны – лохмотья и нищета. Вы посмотрите на старые кинокадры. А о крестьянах мне бабуля рассказывала, какая нищета была. И когда пришла революция ясно, на чью сторону встал народ. Вот вы смотрите – гражданская война. С одной стороны великолепно экипированные, вооруженные всей буржуазией, Антантой и прочей сволочью белогвардейцы. Генералы, адмиралы, у них даже рядовыми были офицеры. А с другой стороны простые солдаты и некоторая часть низшего офицерства, в командирах армий и фронтов поручики, прапорщики, унтеры, рядовые. Поручик Тухачевский разбил в пух и прах Колчака, потом окончательно добил Деникина, потом повел блестящим маршем войска на Варшаву. Я когда про него прочитала, я обалдела. И вот сейчас соображаю, почему о нем так мало говорят. Это же гений. Он по существу разбил основные силы белогвардейцев.

Алька прямо вся воспламенилась, ну атаман Маруся, да и только, или Роза Люксембург.

– Я наизусть помню строки Бориса Гуля, в его биографической книге о Тухачевском, когда большевики шли на Варшаву. Хотите, прочту?

Все согласились. Алька начала:

– Громадной брешью в 80 километров разорвав польские армии, безоглядным марш-маршем Буденный бросился в польский тыл, сметая на пути все, что попадалось. Это вовсе не армия. Разношерстная, в штатских пальто, в шубах, в лаптях, в щегольских шевровых сапогах, снятых с расстрелянных на Дону офицеров, в гусарских чикчирах, папахах, шлемах, с драгоценными кавказскими шашками, в опорках, в английских толстоподметных ботинках на босу ногу добытых в южных боях, это народ, посаженный на коня, но и народ совершенно особый.

«Даешь Европу!» – ревели буденновцы. Лозунг, рождавшийся случайно, был страшен тем, что подхватывался действительно широчайшими русскими солдатскими массами. Он выражал сущность всего таранного удара Михаила Тухачевского, поведшего в 1920 году на Европу русские войска.

Откровенно говоря, я такого никогда не слышала, вижу, и Антон, и Валерий слышат это впервые. Мы даже притихли под впечатлением.