Крик

– Не надо скромничать, подруга, я видела, как у них слюна по подбородку текла. У них же таких женщин нет, и может никогда не будет. И в этом вопросе для мужика любой Гарвард ничто по сравнению с этим основным инстинктом. Они таких чудесных бедер, пусть закончат хоть сто Гарвардов, не получат. И они это чувствуют и знают, уроды. Потому и злятся. И самолюбие их задето до самых колен.

– Может, давай не откажем им в следующий раз, когда пригласят, чтобы не вызывать скандала?

– Ни в коем случае. Смотри у меня, Верунчик, тут дело чести и даже больше – национальной гордости. Поняла? Пусть щенки гарвадские слюной изойдут. Они на папашкины деньги могут любые бедра купить, но таких как у нас – никогда. Вспомни бедолагу Клинтона с Моникой Левински. На эту Монику без слез смотреть нельзя. Хотя Клинтон мужик нормальный. А почему? А потому что хороших баб всегда не хватает.

13

Когда мы вернулись в зал, там происходила какая-то перестановка. Антон и Валерий о чем-то увлеченно беседовали, наверное, об испанских интербригадах. А стол гарвардских наполовину опустел. Мы с Алькой сели на свои места, а Антон и Валерий пошли покурить. И тут я поняла, почему столик опустел. Двое из них стояли на эстраде. Один пристраивался к микрофону, а другой взял в руки гитару. Часть оркестра, воспользовавшись таким случаем, пошла отдохнуть.

– Смотри, смотри, – говорю я Альке. – Гарвардская самодеятельность.

– Сейчас они нас удивят.

И действительно, тот, что у микрофона запел что-то по-английски и, надо сказать, очень даже неплохо. Алька окончила школу с английским уклоном в своей сельской местности и очень неплохо знала язык.

– О любви настоящей тоскует, – сказала она.

– Переводи, – смеюсь я.

– О любви перевести нельзя.

Зал зааплодировал, и мы тоже надо сказать с вполне искренним удовольствием, парень пел неплохо. Не хуже какого-нибудь нашего барда.

– Неплохо поет, – говорю я Альке. – В следующий раз подойдет, я ему в танце не откажу. У меня слабость к бардам.

Алька молча показала мне свой небольшой, но жесткий кулачек.

И тут парень запел про поручика Голицына и корнета Оболенского, ну знаете эту знаменитую песню. Когда он дошел до слов «Поручик Голицын, раздайте патроны. Корнет Оболенский, надеть ордена», Алька говорит:

– Вот с этих поручиков и корнетов моя буденновская доблестная рвань и снимала английские ботинки. С убитых конечно. Ребята босыми и раздетыми воевали. А этих поручиков и корнетов вся Европа одевала, обувала и вооружала. Однако мы им врезали.

– Тут вернулись Валерий и Антон. Увидев на эстраде гарвардцев, Валерий пошутил:

– Это они вас завлекают, Алевтина. Не получилось статью, теперь вот голосом. Почти как в Испании. А Антонио? Как это у вас: «На призыв мой нежный и страстный, о друг мой прекрасный, выйди на балкон»

Все рассмеялись.

– Неплохо поете, товарищ, – говорит Алька.

– Как в нашей Андалузии, – смеется Антон. – Хотя там давно серенады не поют. Всю искренность убил прогресс –магнитофоны и прочее.

– А ты давай тоже спой, – предложили мы Валерию.

Тот стал отнекиваться, никогда, мол, в самодеятельности не участвовал.

И тут парень на эстраде запел гимн белогвардейцев. Ну помните, это: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам»

– Ах, сволочь белогвардейская, отмстить неразумным хазарам, – возмутилась Алька. – Нет, я сейчас точно спою, – и она направилась к эстраде.

Чувствуя, что Альку не остановить, Валерий и Антон встали и пошли следом. Но я подбежала к Антону и, взяв его за руку, вернула на место.

– Ты что. Тебе нельзя.

– Ничего же не случится. Но на всякий случай, поддержать даму…

Вот Алька, зараза сумасшедшая. И я вовремя вспомнила о ребятах из охраны. Смотрю, они оба около эстрады и подают мне сигналы, мол, не беспокойтесь и не вмешивайтесь. И я успокоилась. Антон тоже увидел их и показывает мне кивком головы.

Алька прошла на эстраду, подходит к этому парню с микрофоном. И берет у него микрофон из рук. Он даже песню не закончил. Это было так неожиданно, что он без сопротивления выпустил микрофон. Увидев Альку, парень стал возмущаться, пытался отобрать микрофон, но разве у нее отберешь.

– Молодой человек, дайте мне сделать заявление, – жестко говорит она.

– Дорогие товарищи, – звонко говорит она. – Поскольку этот гарвардский студент пущает здесь белогвардейскую пропаганду, я вынуждена дать ему наш пролетарский ответ. И она вдруг звонким голосом, ну как у этой певицы, забыла ее имя, ну поет про Ленинград – Москва с остановками, как завопит:

Гулял по Уралу Чапаев-герой,

Он соколом рвался с полками на бой.

Блеснули штыки, мы все грянули «Ура»,

И, бросив окопы, бежали юнкера.

Зал предположил, что это какой-то розыгрыш и с интересом смотрит на них. Алька с торжествующей улыбкой смотрит на гарвардского, и передает ему микрофон. Мол, отвечай. Тот принял вызов и запел:

Поручик Голицын раздайте патроны,

Корнет Оболенский – надеть ордена.

Алька опять:

Гулял по Уралу Чапаев-герой,

Он соколом рвался с полками на бой.

Мы дружно стали ей подпевать и многие в зале, поняв игру, грянули припев за нами:

Блеснули штыки, мы все грянули «Ура»,